Весна (Дорога уходит в даль - 3)
Шрифт:
– Началось у нас все с того, - рассказывал нам Матвей, - что арестовали несколько наших студентов: их подозревали в том, что они революционеры. Ну конечно, мы потребовали освобождения товарищей. В университете все гудело и громыхало, как перед грозой. И вот в этот самый момент - скажем прямо: неудачно выбрало начальство момент праздновать!
– назначается на восьмое февраля ежегодный торжественный университетский акт... Ах, вы хотите торжествовать? А скандала не хотите? Впрочем, все равно, хотите вы скандала или не хотите, - вы его получите! Да еще какой чудный-чудный-чудный!..
И Матвей
– Конечно, очень неприлично безобразничать на празднике, правда? продолжает Матвей и корчит очень смешную строгую гримасу, словно передразнивает какое-то начальство.
– Но стерпеть безропотно, без скандала арест наших товарищей мы тоже не могли. И вот, представьте себе, актовый зал Петербургского университета. Торжественная обстановка - высшее начальство, приглашенные - представители власти и светила науки! Ректор наш, профессор Сергеевич, - человек почтенного возраста, но никем из честных людей не уважаемый, как крайний правый!
– поднимается на кафедру для доклада, бледный и взволнованный (знает кошка, чье мясо съела!). Секунда сосредоточенной тишины. Сергеевич раскрывает рот, чтобы заговорить. И вдруг буря свистков, криков: "Долой Сергеевича! Вон Сергеевича!" Это студенты начали свой концерт. Шум, рев, крики! Сергеевич на кафедре все еще пытается заговорить, да где там. Видно только, как он раскрывает и закрывает рот, ни одного слова не слышно.
А мы стараемся: свистим, орем. В общем, как говорится, бушевали - не гуляли... Поработали, можно сказать, на славу. Чудночудно-чудно! Весь синклит гостей - начальство, профессора - в полном смятении покидает актовый зал. Праздник испорчен, торжественный акт сорван... И вся толпа студентов с революционными песнями выходит из университета на улицу... Хорошо! Умирать не надо!
Вот тут,- и Матвей с огорчением почесывает затылок, - на улице пошла уж музыка не та: веселого стало меньше. Петербургский университет находится, понимаете, на Васильевском острове. Острова- они ведь со всех сторон окружены водой. Это не я выдумал, это география уверяет... Для того чтобы попасть в город существует несколько мостов и пешеходный переход по замерзшей Неве. Ну и, конечно, у каждого моста и у перехода студентов предупредительно встретили казачьи нагайки и "селедки" городовых. Побито нас тут было немало. Многих арестовали, развезли по тюрьмам и арестным домам...
Вот тогда был арестован и Матвей. Его исключили из Петербургского университета и выслали на родину, в наш город, под надзор полиции. Матвей не унывал, хотя положение его было очень тяжелое. Он много читал, давал уроки, помогал отцу с матерью. Охотно проводил время с нами, ребятами, пел с нами зло-, бодневные песни, которых много появилось тогда среди студентов. В особенности, пародийный гимн "Бейте!", обращенный к усмирителям с нагайками и "селедками", - подражание некрасовскому "Сейте разумное, доброе, вечное!".
Бейте разумное, доброе, вечное!
Бейте! Спасибо воздаст вам сердечное
Очень скоро русский народ!
Бейте вы бедного,
Бейте богатого,
Бейте вы правого
И виноватого, - Бог на том свете
Всех разберет!
Бейте нагайками,
Бейте "селедками",
Станут все умными,
Станут
Скоро спасибо
Воздаст вам народ!
Только минувшей осенью Матвея приняли в Киевский университет. И он уехал в Киев. Очень радовались мы за нашего Матвея.
– Ох, разбойник!
– говорил папа, прощаясь с уезжавшим Матвеем. Постарайся хоть в Киеве усидеть на месте!
– Ох, Яков Ефимович!
– ответил ему в тон Матвей, блестя глазами. Умный вы, хороший человек, а не понимаете: как удержаться, когда вокруг бушует буря? А ведь бури-то, ей-богу, не я выдумал!
– Но ты их любишь! Ты сам ищешь их, беспутная голова!
– Это вы должны понимать, Яков Ефимович. Вы сами драчливый человек!
Нынешней зимой студенческие беспорядки и волнения вспыхнули необыкновенно сильно, охватили сразу несколько университетов и шли, нарастая и усиливаясь.
Как всегда, когда в стране происходят большие события, к нам в дом приходят вечером всякие люди - поговорить, расспросить, не слыхали ли мы чего, рассказать о том, что им самим удалось услыхать. Ведь мы живем в провинции, в нашем городе нет высшего учебного заведения, мы далеко от столицы и университетских городов. Даже из газет узнаем мы лишь немногое:
на газетах - намордник царской цензуры. До нас доходят только слухи, обрывки слухов. Кто-то кому-то о чем-то рассказал, кто-то кому-то о чем-то написал в письме... Люди на все лады перебирают и тасуют эти скудные сведения, стараясь докопаться до правды.
Одним из первых приходит к нам всегда в такие дни доктор Финн, папин товарищ по Военно-медицинской академии. Папа говорит о нем, что Финн переживает все события "вопрошающе": у него нет своих готовых представлений о том, что происходит, своих решений или предложений, - у него есть только вопросы: почему такое? зачем это? чем это может кончиться?
Конечно, и сейчас приходит вместе с другими доктор Финн.
Мрачный, как факельщик из погребальной процессии.
– Там неспокойно!
– зловеще гудит он.
– Там очень неспокойно... Почему?
– Перестань, Финн!
– сердится папа.
– Пей чай. Не ухай как сова!
– Хорошо. Я буду пить чай... Спасибо, Елена Семеновна...
Но там все-таки очень неспокойно...
Папа пристально вглядывается в доктора Финна.
– Знаешь, Финн, ты не простая сова. Ты такая сова, которую обучили арифметике, таблице умножения. И ты ухаешь:
"Дважды два - четыре, студенческие беспорядки - это очень неспокойно". Ты бы что-нибудь новое сказал!
– Откуда мне знать новое?
– обижается доктор Финн.
– Что я - гадалка? Я знаю только то, что везде студенческие беспорядки. И это очень грозно!
– Трижды три - девять, - машет на него рукой папа.
– Нет, ты мне ответь!
– наседает на папу доктор Финн.
– Ведь мы с тобой учились когда-то в том же Петербурге! И студенческих беспорядков не было когда-то. Почему?
– Вот именно потому, что это было когда-то!
– возражает папа.
– И кстати сказать, они бывали и тогда, только гораздо реже и слабее. Тогда университеты имели свое самоуправление, свою автономию - куцую, но имели. Внутренние университетские дела решались в самом университете...