Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
С историей английского и французского королевских домов самым неожиданным образом переплелась история некоего «странствующего оруженосца» по имени Мишель де Фармер. Разумеется, что Гунтер, уже отчаявшийся услышать рассказ своего сюзерена о рыцарском посвящении, упросил Мишеля рассказать об этом во всех подробностях.
А было это так.
…Осенью 1188 года король Генрих умирал в крестьянском доме в Нормандии, брошенный всеми, кроме нескольких верных слуг и своего побочного отпрыска Годфри. Умирал долго и тяжело, считая свою жизнь прожитой зря и полной многочисленных ошибок. Прежде всего Генриха II терзала совесть за историю со смертью архиепископа Томаса Бекета. Да, пускай святой Томас пытался поставить церковь над государством, превратился из ближайшего друга короля в непримиримого врага, был виновником смуты, но прежде всего, он был слугой Господа, и народ в тот день, когда рыцари де Тресси и де Бретон убили Бекета прямо на алтаре Кентерберийского собора, справедливо вознегодовал на своего правителя, пускай сам король никогда и не отдавал приказа убить бывшего архиепископа. С тех пор священники произносили имя Томаса Бекета в проповедях, паломники шли в аббатство поклониться его мощам, а вскоре Папа Александр III вместе с Церковным Собором приняли решение о его канонизации; король Генрих же остался в глазах церкви убийцей. Архиепископ Нормандский тогда наложил на все владения Генриха во Франции церковное отлучение – интердикт, закрылись храмы, перестали служить мессу. Ценою огромных трудов король, отправившись в Рим, уговорил Папу отменить интердикт, и отлучение было снято, но с тех пор счастье окончательно отвернулось от стареющего Генриха. Потом же сыновья венценосца восстали против отца.
Причин для конфликта было несколько, и одной из них послужило появление при английском дворе дочери французского короля Алисы, которую изначально прочили в невесты Ричарду. Но когда она подросла, именно Генрих II узнал в Алисе девушку, о которой мечтал всю свою жизнь. Несмотря на многие предосторожности, принимаемые Генрихом для того, чтобы возмутительный роман с юной принцессой не стал общеизвестным, слухи быстро дошли до Элеоноры. Опасаясь, что Генрих, еще не старый, решится на развод и лишит ее короны, Элеонора поделилась своими опасениями с сыновьями. Ричард злился больше всех – как-никак папаша посягнул на его невесту. Наследный принц открыто заявил, что поддерживает королеву-мать и не успокоится, пока не свергнет тирана, неверного мужа и убийцу святого Томаса. По всей Аквитании распространилась песня известнейшего менестреля Бертрана де Борна, призывавшая честных людей встать на защиту Элеоноры, которая по приказу короля была схвачена и заключена в Винчестерском замке. Там блистательная монархиня, умнейшая женщина XII века, авантюристка, каких доселе христианский мир не видывал, провела шестнадцать лет.
Непримиримая война сыновей со своим отцом длилась все эти годы. Словно забыв о заточенной супруге, Генрих никогда уже не расставался с Алисой, и принцесса отвечала ему взаимностью.
Теперь король не нападал, а больше защищался, пытаясь сохранить то, что еще можно было сохранить.
Ричард, уже тогда заслуживший прозвище Львиное Сердце, не убоявшись угроз Папы отлучить от церкви любого, кто нарушит всеобщий мир во время подготовки нового крестового похода, объединился с французским королем Филиппом, вторгся в Аквитанию, где его поддержали преданные Элеоноре рыцари. Генрих, бросив все дела в Лондоне, кинулся в Нормандию, но большая часть войска изменила ему и перешла на сторону мятежных сыновей. Генриху пришлось отступать, а после нескольких поражений бежать к проливу, в надежде вернуться на остров. Единственным, кто не покинул его, был Годфри, поклявшийся не оставлять отца в беде.
Мишель де Фармер, мысленно окрестивший себя «странствующим оруженосцем», успел повоевать на стороне Ричарда Львиное Сердце и французского короля, участвовал в нескольких серьезных стычках, получил еще одну рану, на этот раз едва не сведшую его в могилу – копье пропороло левый бок чуть выше тазовой кости. Поняв, что все остальные сейчас увлечены исключительно войной да междоусобными сварами и ни один из добрых сэров за этими всепоглощающими занятиями не собирается терять время, посвящая никому неизвестного юношу в рыцарский сан, Мишель махнул рукой на оказавшуюся такой неинтересной, ненужной и смертельно опасной войну и решил двигаться назад, к дому. Тем более недавняя рана болела очень сильно и доставляла пытавшемуся врачевать ее Жаку много хлопот.
Никто из сражавшихся на противоположных сторонах не обращал внимания на пробиравшегося через графство Анжуйское на север всадников, и потому Мишель, сам того не заметив, оказался в землях, все еще подвластных королю Генриху. Впрочем, подвластных – сильно сказано. Потеряв остатки войска, король бежалот постоянно преследовавших его отрядов, которыми командовал принц Ричард.
В одну из дождливых осенних ночей, не найдя подходящего ночлега, Мишель вместе с Жаком, впавшим в полнейшее уныние от дурной погоды и болезни хозяина, случайно нагнал в лесу нескольких всадников, двигавшихся к северу. Сначала рыцари приняли неизвестного молодого человека со слугой с подозрением, но Мишель, предусмотрительно скрыв свои похождения в войске Филиппа, представился просто как оруженосец, получивший рану и направляющийся домой отдыхать. Выяснилось, что им по пути, а слова молодого Фармера о неприятии странной войны между отцом и сыновьями убедили неожиданных спутников в том, что этот оруженосец не враг. Наконец один из рыцарей, лица которого Мишель не мог как следует разглядеть из-за наступившей темноты, отозвал его в сторону и тихо произнес:
– Сударь, мы – свита короля Англии Генриха Второго. Если вы знаете обо всем происходящем, то можете догадываться, что путешествовать с нами небезопасно. Если нас настигнут, придется отбиваться…
– Как, и король с вами? – несказанно поразился Мишель и оттер мокрое от дождя лицо. – Где? Я видел его один раз, правда давно, в детстве.
Незнакомый рыцарь кивнул вперед, туда, где в седле одной из лошадей покачивалась темная, по старчески сгорбленная фигура.
– Думаю теперь вы вряд ли узнаете его величество, – сокрушенно вздохнул собеседник Мишеля. – Так вы останетесь с нами или предпочтете другую дорогу и общество своего слуги?
Для молодого Фармера королевский престол всегда был чем-то святым, непоколебимым оплотом власти, данной от Бога, а личность короля, плох он или хорош, не подлежала осуждению. Мигом позабыв, как совсем недавно сражался против своего сюзерена, Мишель немедленно согласился с предложением рыцаря, тем более видел – людей, сопровождавших Генриха было совсем мало, и лишний клинок не помешал бы.
– Простите, сударь мой, – сказал Мишель рыцарю. – Я не знаю вашего имени, и хотел бы…
– Мое имя? – усмехнулся тот. – Годфри, канцлер Англии. И по рождению я могу носить имя Плантагенет.
«Ничего себе, – подумал Мишель. – Надо же, с кем судьба свела! Ну если уж это случилось, значит, так угодно Всевышнему. В конце концов, разве плохо будет, если я останусь сопровождать своего короля и может быть смогу ему чем-то помочь?..»
Мишель не зря помянул судьбу в своих мыслях, ибо за этот вечер она подбросила ему новое приключение, виновником которого стал не кто иной, как сам Ричард Львиное Сердце.
Годфри замолчал и проехал чуть вперед, оставив Мишеля наедине с самим собой и мрачно молчащим Жаком, явно не одобрявшим хозяина, ввязавшегося в очередную авантюру, вместо того чтобы мирно возвращаться в родительский дом.
Холодный мелкий дождь нескончаемо сыпал с темно-серого неба, начинавшего светлеть справа, на востоке. Лошади то и дело проваливались в ямки меж корней, обливая и без того промокших насквозь всадников холодными брызгами.
Мишель впал в полусонную оторопь, сотрясаясь от мелкой дрожи, и пытался отвлечься от непрерывной дергающей боли в боку, бормоча про себя латинские молитвы. Ему уже начинало мниться, будто нет больше в мире солнца, тепла и света, когда чей-то тихий вскрик вывел его из оцепенения. Он вскинул голову и увидел, что всадник, на которого указывал Годфри, склонился вбок, едва не падая из седла. Тотчас же с обеих сторон его лошади пристроилось по рыцарю, они обхватили обмякшее тело короля, не выдержавшего тяжелого пути и бессонной ночи – погоня висела на хвосте, а до ближайшего селения, где можно обогреться, обсушиться и заночевать, еще ехать и ехать.
Мишель попытался помочь свитским, пришпорил лошадь, чтобы нагнать их, но один из рыцарей по имени сэр Уильям Маршалл перехватил его кобылу под уздцы и отдернул назад, без слов давая понять, что услуги случайно встретившегося по пути оруженосца не требуются.
И тогда же позади отряда раздался быстро приближающийся топот копыт, и лесную тишину прорезал резкий свист, а вслед за ним окрик:
– Стоять! Я приказываю всем остановиться! Ну же!
Из полумрака вылетел большой взмыленный жеребец, несущий в седле человека очень высокого роста, крепкого, светловолосого, в потрепанной, но дорогой одежде. Он резко осадил скакуна, едва не подняв его на дыбы. Ехавший чуть впереди Мишеля Годфри выругался сквозь зубы, развернул лошадь и, потянув из ножен меч, бросил остальным через плечо: