Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
– Я буду с ними разговаривать, – тихо сказал сэр Мишель, оборачиваясь к германцу. Они двигались уже почти вровень с отрядом. – А ты помалкивай.
Гунтер только вздохнул. «Ну да, я буду помалкивать, как положено благовоспитанному оруженосцу, но потом наверняка именно мне придется вытаскивать шевалье де Фармера из заварухи и долго извиняться. Между прочим, мое знание норманно-французского, пусть и хорошее, не позволяет вести изысканно-куртуазную беседу, насыщенную сложными оборотами, принятыми в здешнем непостижимом обществе…»
– Простите, господа, что отвлекаю вас, – твердым голосом уверенно начал сэр Мишель, поравнявшись с всадниками, замыкавшими цепочку. – Нельзя ли поговорить с вами?
Двое рыцарей оглянулись, окинули Фармера несколько подозрительным взглядом, один отъехал чуть в сторону, ближе к сэру Мишелю и со сдержанной вежливостью в голосе спросил:
– Что вам угодно, сэр?
– По поручению королевского бейлифа мы разыскиваем… – серьезно сказал сэр Мишель, но тут его перебил другой рыцарь:
– Шевалье де Фармер! Мишель, ты ли это, или я обознался?
Ехавший в голове отряда дворянин с короткой черной бородкой обернулся на разговор, а теперь и вовсе приостановил лошадь. Его сопровождающие тоже натянули поводья, и отряд рыцарей встал у края дороги.
«Понятно, – подумал Гунтер. – Либо бывший собутыльник, либо Мишель когда-нибудь дрался с ним на поединке. Вот интересно, проиграл он этот поединок или победил в нем? Надеюсь, все обойдется…»
Сэр Мишель застыл в седле с открытым ртом, и только когда чернобородый подъехал совсем близко, изумленно выдавил:
– Милорд?.. Это вы? А говорили, будто вы… вас…
– Правильно говорили, – улыбаясь, кивнул рыцарь. На вид ему было лет тридцать пять, одет значительно лучше других, а на груди красуется серебряный крест, ровно у священника.
«Интересно, – подумал Гунтер, – если этот человек лицо духовное, то почему он разъезжает в компании рыцарей в мирской одежде?»
– Я не ожидал вас здесь встретить, – растерянно говорил сэр Мишель. – Куда вы направляетесь, милорд?
«Он называет его „милордом“, – мелькнула у германца мысль. – Значит, этот красавец – личность известная. Представился бы…»
– Господа, – сказал чернобородый, обращаясь к своим спутникам. – счастлив вас познакомить с шевалье де Фармером, нормандским рыцарем, – изящным движением отклонив назад голову, он доброжелательно посмотрел на Гунтера и добавил: – Мишель, позволь узнать, а кто тебя сопровождает?
– Гунтер фон Райхерт, оруженосец, – представился германец.
– Отлично! – приятная улыбка не сходила с лица рыцаря. – Мы прежде не были знакомы, сударь?
Гунтер подавил назревавший приступ идиотского смеха, но удержаться от двусмысленности не смог:
– Я мог слышать о вас или читать…
– Годфри, граф Клиффорд, – внезапно став серьезным, представился дворянин. – В настоящий момент волей короля нашего Ричарда назначен архиепископом Кентерберийским. Вы в Руан, господа? Значит, нам по дороге. Мишель, поехали со мной, попутно расскажешь, что делал и чем жил все то время, пока мы не виделись?
– Архи… кем? – только и смог выдавить из себя сэр Мишель. – Простите, сэр, я плохо расслышал…
– Поехали, поехали, – отмахнулся Годфри. – Все вопросы проясним по дороге…
«Ну ничего себе! – Гунтер тронул лошадь с места, пристраиваясь слева от рыцаря. – Вот это встреча! Сам сыночек короля Генриха Второго, пускай и незаконнорожденный! Ведь только Мишель о нем вспоминал! Он наверняка собирается в Англию… Жаль, я не помню, в какую именно историю Годфри попадет на Альбионе. А ведь читал когда-то».
Пока добирались до берега Сены, где должны были сесть на паром, который переправил бы их через реку, сэр Мишель увлеченно рассказывал графу Клиффорду о своих приключениях, случившихся за последний год, прошедший с его посвящения. Вообще-то ничего особо любопытного в похождениях Фармера не было, но Годфри вежливо выслушивал байки о поединках со всяко-разными рыцарями, достоинствах вин в различных нормандских трактирах и последних новостях из графства Анжуйского, Аквитании и Гиени. Мишель же за непринужденной болтовней хотел скрыть свое замешательство: опальный сын Генриха теперь вдруг стал вторым лицом в королевстве и на время отсутствия Ричарда превращался в фактического повелителя Англии. Но что архиепископ Кентерберийский делает в Нормандии, да еще с такой скромной свитой? Непонятно…
Гунтер, соскучившись от пространных и местами совсем непонятных приезжему речей сэра Мишеля, принялся разглядывать поднимавшиеся совсем рядом высокие стены крепости Руан и довольно крупный порт, видневшийся ниже по течению реки. Гавань была забита галерами и торговыми судами, название которых германец позабыл – широкие, вместительные парусные корабли с высокими носовыми и кормовыми палубами. Сквозь лес мачт и такелажа с трудом можно разглядеть песчаный берег, по которому, подобно муравьям, сновало множество людей, громоздились непонятные серые тюки, пузатые бочки, огромные деревянные коробы. Прежде Гунтер видел гавань этого Руана только с высоты, пролетая над ней утром тринадцатого августа.
Отряд как раз успел прибыть к отправлению очередного парома. Спешившись, люди ввели лошадей в поводу на палубу, сложенную из огромных широких бревен, где без труда могло разместиться несколько больших подвод. Принадлежащие Годфри и его свите кони, должно быть, попривыкли уже к переправам и без страха взошли на паром, но никогда в жизни не ступавшие на такую зыбкую почву лошади сэра Мишеля и Гунтера поначалу заартачились. Многих трудов стоило сэру Мишелю успокоить своего скакуна, а заодно и Гунтерова, потому что оруженосец сердитыми окриками только еще больше напугал животное.
Наконец был дан знак к отправлению, и перевозчик подхлестнул могучую холеную лошадь, крутившую широкое колесо, приводившее паром в движение.
Сэр Мишель, усевшись у самого края палубы и прислонясь спиной к фальшборту, задумчиво смотрел на медленно удаляющийся под натужный скрип колеса берег. Понемногу клонящееся к западу солнце горячо пригревало ему голову, легкий речной ветерок шевелил волосы, но в мыслях сэр Мишель сейчас был в темном ноябрьском лесу, под холодным нескончаемым дождем, с пульсирующей болью в боку – лицом к лицу с Ричардом Львиное Сердце, неожиданно нагнавшим короля Генриха на его пути к своему последнему пристанищу.