Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
Действо перед столом заинтересовало Годфри, только что окончившего несколько фривольную балладу сочинённую лично королём. Архиепископ окликнул Гунтера:
— Господин де Райхерт, что это вы там делаете?
— Пытаюсь подружиться с собачкой, — ответил оруженосец и почтительно добавил: — …ваше святейшество.
— Вы будете мне нужны утром, сударь, — сказал Годфри. — Проследите, чтобы Мишель не проспал. Около полудня мне необходимо выехать в Кентербери на совет епископов, а раньше мне нужно поговорить с вами. И принцу тоже.
Джон размашисто кивнул и, критически осмотрев поднос с рябчиками, заявил:
— Вы Мерлина не закармливайте,
Ночь прошла относительно спокойно. Ни привидения, водившиеся в замке, ни домовые спящих не побеспокоили. Один раз, правда, под окном кто-то жутко завыл, но сэр Мишель, почти не просыпаясь, коротко бросил встревожившемуся Гунтеру — «Это баньши веселятся, ничего опасного» — запустил в распахнутое окно подушкой и, когда вой стих, завалился обратно на постель.
Наевшиеся до тошноты сэр Мишель и германец отлично выспались на королевской постели, а, когда рассвело, Гунтер с превеликим трудом сумел растолкать брыкавшегося и угрожавшего расправой рыцаря, совершенно не желавшего вставать. Меры оруженосцем были приняты самые решительные — половина таза с водой, оставленной для мытья, была вылита норманну на голову, вторая же была расплёскана в процессе последовавшей потасовки. Оба сэра — и настоящий, и вывалившийся из будущего другой Вселенной — добротно вымокли, вытираться же пришлось простынёй, снятой с кровати короля Генриха.
Явившийся за гостями Гисборн, невыспавшийся и угрюмый, недовольно оглядел разворошённую спальню но только рукой махнул.
— Идёмте к архиепископу…
Годфри поджидал старого знакомца и оруженосца не один, а вместе с Джоном и неизменным волкодавом. Объяснения, зачем высоким особам потребовалось видеть сэра Мишеля, не замедлили состояться.
— Доброе утро, шевалье, — Годфри покосился на непросохшие волосы рыцаря и его мокрую одежду. — Давайте, садитесь. Мишель, ты знаешь, что у меня есть основания тебе доверять. Так вот, помнится, ты рассказывал, будто поступил на службу к бейлифу Аржантана?
— Да, милорд, — кивнул норманн. — Надо бы возвращаться в Нормандию, ведь всё кончилось хорошо…
— Отлично, — сказал архиепископ. — Я предлагаю пойти на службу ко мне и его высочеству принцу.
Джон, уподобясь Мерлину, задремал в кресле. Веселье, после того, как сэр Мишель и Гунтер отправились спать, продолжалось долго, почти до рассвета. Годфри, мельком глянув на начавшего похрапывать Джона, взял со стола свёрнутые трубками пергаменты и протянул их Фармеру.
— Мишель, посмотри внимательно. Это письма Гвидо, обращённые к Джону, Элеоноре и бывшему канцлеру. Везде одно и то же — непонятный заговор в Святой Земле. Кто-то ставит целью сорвать поход христианских королей против Саладина…
— Мы знаем, — нагнул голову рыцарь. — Сэр Аллейн д'Эмери всё рассказал ещё в Аржантане. Некий христианский князь…
— Да, — подтвердил Годфри. — Мы не знаем — кто. Подозревать можно любого — графов Раймунда и Конрада, правителя Эдессы, наследников Иерусалимского короля, внезапно ожившего Рено де Шатильона… Не исключено, что к заговору приложил руку кесарь Византии Андроник. Совершенно непонятная история. Я вам предлагаю следующее: во-первых, немедленно поезжайте в Нормандию, доложите всё господину бейлифу и закончите службу у него. Во-вторых, вам предстоит отправится в королевство Сицилийское, к королю Ричарду с личными посланиями от меня и принца Джона. Расскажете
«Я знал, что этим кончится, — сокрушённо подумал Гунтер, стараясь, однако, не подать виду, что предложение Годфри его ошеломило. — Теперь остаётся нашить на одежду знак Креста и становиться добропорядочным крестоносцем. Господи Боже, какая отвратительная перспектива — два года торчать в Палестине, подвергая себя всяким опасностям и при этом знать, что поход закончится поражением… Хотя… Это уже другая история! Вдруг всё кончится совсем по-другому? Какой там афоризм любил повторять доброй памяти капитан Браухич? «Блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются?..» Вот и допрыгались.»
— Конечно, согласны! — радостно воскликнул сэр Мишель, само собой, принимая решение за себя и за Гунтера. — Выезжаем сегодня же, только…
— Только что? — нахмурился Годфри.
— Милорд, — тихо сказал норманн. — Нельзя ли у вас попросить бумагу к констеблю Дувра? Чтобы таможенная канцелярия вернула нам отнятые на корабле вещи? Помните? Там почти весь доспех, кой-какое оружие, а деньги у нас вовсе отняли…
— Конечно, — улыбнулся архиепископ. — Будет тебе бумага. Впрочем, можно обойтись и без неё — Бертран Ланкастер прикажет отдать вещи немедленно. Вы же с ним знакомы. А насчёт денег… Столько достаточно? — святейший архиепископ протянул рыцарю впечатляющий своими размерами и тяжестью туго набитый кожаный кошель. — Сто фунтов золотом. Хватит, чтобы добраться до Марселя, а дальше морем в Мессину. Между прочим, я отправляюсь в Кентербери прямо сейчас, проводите? Это же по дороге к Дувру!..
Трое дворян, сопровождавших облачённого в бело-золотую мантию, ехавшего на соловой лошади архиепископа Кентерберийского, разительно отличались от прочей свиты. В основном окружение Годфри составляли самые разные клирики — от монахов до епископов Лондонского, Йоркского и Кентского. Прочие понтифики епархий должны были собраться в кафедральном соборе Кентербери завтра, а папский легат Гилберт, уже прослышавший о случившихся неприятностях, подтвердил все распоряжения Годфри, включая и интердикт, наложенный на Уильяма де Лоншана. Между прочим, ни прошлым вечером, ни сегодня каких-либо вестей об исчезнувшем канцлере не было. Лоншан будто сквозь землю провалился.
Мишель, Гунтер и Гай распрощались с Годфри при въезде в городок, где находилась резиденция архиепископа, получили благословение и отправились дальше по наезженной дороге к Дувру, рассчитывая сегодня же сесть на корабль и в ближайшее время оказаться в Руане. Проезжая мимо ответвления тракта, ведущего к монастырю святого Мартина, Гай невольно пришпорил лошадь. Если пыл аббата Теодериха не охладел, вполне можно было схлопотать очередную епитимью. Неизвестно, как теперь аббат, обязанный приехать на завтрашний совет в Кентербери, будет разговаривать с Годфри, косвенным виновником учинённого в обители погрома.