Вестники времен. Трилогия
Шрифт:
— Две седмицы назад. По приказу принца Иоанна, младшего брата Ричарда, господина наместника, позволившего себе считать казну страны своей собственной казной и самочинно присвоившего права короля, вздёрнули. В гавани города… — Дигенис заглянул в одну из принесённых с собой бумаг и по буквам прочёл непривычное ромеям название, — в гавани города Дувра, откуда он пытался бежать в Массилию, под защиту своего короля.
Андроник выразил своё отношение к делам далёкого европейского острова презрительным фырканьем:
— Слишком медленно бежал, раз попался. Ричарду стоит тщательнее подбирать слуг. Его покойный отец, Анри, никогда бы не допустил подобного. Что ж, выходит, все далеко идущие замыслы нашего друга Коррадо рушатся, да и наши надежды тоже.
— Ни в коей мере, — эпарх
Базилевс в лёгком удивлении чуть приподнял брови. Дигенис мельком упоминал, что на всякий случай содержит при английском дворе нескольких соглядатаев, однако умудриться похитить из-под носа правителей франков целый архив, да не чей-нибудь, а королевского наместника? Должно быть, там подобрались весьма незаурядные и достойные всяческого поощрения люди.
— Если всё пройдёт успешно, через полтора-два месяца эти бумаги окажутся в руках царственного, — невозмутимо продолжил эпарх Константинополя. — Он один сможет решить, каковой станет их дальнейшая судьба.
«Как много иногда зависит от совершенно неизвестных и неприметных личностей, — отстранено подумал Андроник. — Кто-то из моих подданных сейчас мчится через владения франков, увозя с собой вещь, способную изменить судьбу мира. А я должен сидеть и ждать. Впрочем, Коррадо в своём Тире тоже придётся несладко. Мы все обречены на временное бездействие. Что ж, не в первый раз. Выигрывает тот, кто окажется терпеливее».
Правитель Византии взглянул на расстилавшуюся внизу сияющую гладь залива, переливавшуюся светло-голубым и зеленоватым цветами, с жёлтыми отметинами мелей и яркими пятнами парусов. Он подождёт. Разве не в этом умении кроется сила Империи? Дождаться подходящего момента и изо всех сил обрушить свой удар на ничего не подозревающего противника. Месяц или два? У него есть полгода. Германская армия ещё топчется по горам Болгарии, молодые короли Англии и Франции застряли на берегах Европы или островах Средиземноморья. Они спешат в Святую Землю? Что ж, вскоре им придётся резко переменить свои планы. Лишь бы там, в далёкой и загадочной варварской Европе, не случилось непредвиденного. Тогда всё переменится. Переменится согласно желаниям Византии, как это происходило уже не первое столетие.
«Всё переменится, — широкая плоскодонка-хеландион, шедшая под зарифленным парусом, подпрыгнула на волне и устроившегося на носу человека обдало дождём тёплых солёных брызг. — Никто даже не догадывается, насколько всё переменится!»
Он оглянулся назад, на поднимающиеся из воды тёмно-серые мрачные крепостные стены и башни, стерегущие с моря Палатийский дворец базилевсов, на вырастающие за ними разноцветные черепичные крыши в зелени садов, позолоченные купола и тонкие башни колоколен. Владения Палатия занимали почти весь далеко выдающийся в Мраморное море обширный полуостров, господствуя над Проливом и заполненной кораблями бухтой Золотого Рога. Он напрасно пытался отыскать взглядом в толчее разномастных корпусов принадлежавшее ему судно — вытянутый стремительный одномачтовик серо-голубого цвета под непривычным для европейского глаза скошенным парусом. Дангия, как называли такие корабли их создатели арабы, не слишком годилась для боя или перевозки груза. Зато мало кто мог тягаться с ней в быстроте хода и маневренности.
Рулевой хеландиона заставил своё судёнышко снова вильнуть в сторону, пропуская низко сидевшего в воде и неповоротливого «купца» под трещащим на ветру флагом торгового союза Венеции. Длинная, глубоко врезавшаяся в берег гавань напоминала ярмарку в разгар торговли, но человек не отвлекался на разглядывание пёстро разукрашенных кораблей.
Гость базилевса негромко засмеялся. Иногда ему казалось, что весь огромный мир стал его личным владением. Безумие, конечно, и непомерная гордыня, да кто из нас безгрешен?
Лично он, мессир Коррадо Ди Монферрато, как его называли ромеи, или Конрад, маркграф Монферратский, спаситель Тира от неверных и нынешний правитель этого древнего и богатого города, кем он был для европейцев, полунемец-полуитальянец, тридцати с небольшим лет, наследник одной из самых старых и знатных фамилий Европы, человек, почти заполучивший единоличную власть над королевствами Святой Земли, отнюдь не считал себя ангелом во плоти или рыцарем без страха и упрёка. В отличие от большинства соплеменников, он точно знал, чего хочет от жизни, и шёл к своей цели напролом. Крестовый поход? Отлично, при необходимости он примкнёт к нему. Даже приведёт с собой армию. Не слишком большую, но такую, чтобы заставить считаться с собой. Он встанет под знамёна… тут следует хорошенько поразмыслить. Скорее всего, он присоединится к кому-нибудь из родственников из Германии. А может, к Филиппу Французскому. Или, на худой конец, к Ричарду, при условии, что поблизости не будет маячить унылая физиономия Ги Лузиньяна. Всё равно без его участия ничего не получится. Он, а не Ги — некоронованный правитель Святой Земли, к которому прислушиваются и в Константинополе, и в Багдаде.
Но если Андроник свяжется с Англией, получит необходимые бумаги и решится действовать…
Тут даже такой отчаянный выдумщик и авантюрист, как Конрад, не рисковал загадывать наперёд. Он сам в точности не знал, что заставило его со всей возможной поспешностью броситься в великий город на берегах Пролива. Тревожные известия из Европы, принесённые безотказными голубями? Собственное дурное предчувствие? Он ведь намеревался самостоятельно завязать отношения с мэтром де Лоншаном, начал потихоньку переписываться с друзьями в Англии, выясняя обстоятельства, и вдруг ни с того, ни с сего щедрым жестом подарил всё императору Византии. Конечно, христианскому рыцарю вроде как не пристало строить козни, мешая такому великому деянию, как Крестовый поход. Но крестоносцы приходят и уходят, не добиваясь особенного толку и только разрушая всё с таким трудом созданное. Арабы же остаются, как и богатства, текущие с далёкого Восхода. Неужели он допустит, чтобы бесценные сокровища достались кому-то другому? Ги, например…
Да никогда в жизни! Лучше делиться доходами с ромеями, хоть они и схизматики с накрепко запертыми сундуками вместо сердец! Если Крестовый поход неотвратим, пусть он пойдёт согласно его, мессира маркграфа Конрада, замыслам и принесёт пользу!..
Парус хеландиона с шумом опал, разогнавшаяся плоскодонка с размаху ткнулась задранным носом в дощатую пристань по соседству с одномачтовым парусником, выкрашенным в светло-серый цвет. «Ларисса», чья команда нетерпеливо ожидала владельца, могла хоть сейчас отправляться в обратный путь.
— Всё переменится, — повторил сам себе Конрад, поднимаясь на борт дангии. Эти слова звучали для него самой обнадёживающей и приятной из молитв. — Очень скоро всё переменится!
Глава одиннадцатая
Устами младенца
Франческо ничуть не огорчился, когда на него взвалили обязанности прислуги за всё и вежливо дали понять, что его присутствие при разговоре с хозяевами замка нежелательно. Его отец и многочисленные родственники всегда твердили: «Помни, для всех, кто живёт за пределами нашей страны, мы, итальянцы, немногим лучше крещёных евреев. Особенно это относится к людям благородного сословия, которые с удовольствием берут в долг наши деньги, но не пустят нас даже на порог своего дома».