Весы: Летописи Благоземья. Летопись первая. Тень прошлого
Шрифт:
– Слушайте меня, – произнёс он стоя. – Уже завтра ночью будет закончена война с демонами. Каков будет её исход, зависит от нас с вами, досточтимые Войты! Элейм, наследник трона, завтра впервые возьмёт в руки оружие! Выпьем же за то, чтобы мой сын рос настоящим воином!
Он, не садясь, залпом осушил кубок под восторженные крики воинов. – А теперь мы будем веселиться! – прокричал он, водружая на стол опустошённый кубок. А когда в глотки бородатых воинов влился дурманящий хмель, зал содрогнулся от раскатистого хохота, который изредка прерывался ровным спокойным басом, совершенно позабыв о причине, ради которой собрались в этих прекрасных покоях. Принц Элейм наблюдал за их весельем со стороны. Присоединяться к разгорячённой толпе воинов, хвастающихся друг перед другом сомнительными подвигами, ему не хотелось. Ему достаточно было просто сидеть за столом, медленно потягивая вино. Веселиться мешала какая-то тайная тревога. Она всё время напоминала о себе. Элейм знал, что всё это происходит с ним только потому, что завтра он впервые будет сражаться, сражаться по-настоящему. Если будет слишком трудно, битва никуда не исчезнет, а ему придётся в одиночку справляться с трудностями, и его противниками станут демоны – существа, которым эти долгие десять лет удавалось держать в страхе всё королевство. У них нет ни мечей, ни копий, и щитов, но их клыки с лёгкостью пробивают прочные доспехи, закалённые в жарких кузницах гномов, в мгновения добираясь до плоти. Если демону удастся повалить тебя на землю – это конец. Оказавшись на земле, противник становиться почти беззащитным перед остро отточенными смертоносными клыками демона. Ему не составит никакого труда прокусить стальной воротник и вонзиться клыками в тёплую нежную плоть…
Элейм содрогнулся. Подумать только, но уже завтра это кошмарное видение станет для него реальностью. Но сегодня он ещё мог позволить себе расслабиться, вкусить плод беззаботной жизни принца. Пока что он ещё юноша, и может позволить себе делать всё, что захочет. Но напряжение, всё ещё сидящее внутри него, вселяло в юное сердце Элейма тихую, едва уловимую тревогу, которая вмиг разрушала радость хмеля – от него теперь только путались мысли. В этот момент тяжёлая дверь, преграждавшая вход в зал, тихонько скрипнула. Элейм обернулся на звук и обомлел, потому что втрапезную вошли три девушки в соблазнительно коротких шёлковых одеждах. Пышную грудь закрывала голубая полупрозрачная лента, перевязанная спереди тугим узлом. Лента побольше болталась на бёдрах девушек. Сделав несколько грациозных шагов, девушки остановились прямо у стола, позволяя воинам любоваться собой. Их длинные шёлковые кудри, чёрные как сама ночь, спускались вниз ровными тонкими прядями и, словно ленты чистейшего шёлка, ложились на плечи короткими волнами. Глаза их сверкали точно изумруд, а если на них вдруг попадал свет тысяч свечей на подвешенном под потолком светильнике, изумруды в глазах девушек на секунду меняли свой цвет, но проходило всего мгновение, и им возвращался прежний оттенок. Изящные тонкие черты лиц ненавязчиво привлекали к себе заметно ожившие взгляды бородатых воинов, но всего этого Элейм уже не замечал. Он даже позабыл о золотом кубке с вином. Его дурманящий аромат уже больше не привлекал принца, и ставший теперь бесполезным кубок с плескавшимся в нём вином стоял на столе. Но принц даже не вспоминал о нём и, казалось, даже не заметил, как сидящий чуть в стороне от него отец неожиданно сделал девушкам знак. Откуда-то зазвучала музыка, и девушки закружились в соблазнительном танце на радость воинам, которые разглядывали даже то, что было прикрыто шёлковыми лентами. Элейм тоже смотрел на танец, но не реагировал на девушек так бурно, как бородатые воины. Здесь, во дворце, он мог в любое время заполучить любую девушку, а потому на танец он смотрел без удовольствия, несмотря на то, что они были почти обнажены. В надежде развеять тоску хмелем принц всё чаще прикладывался к кубку, однако, дурман не приносил ничего хорошего. Вместо того, чтобы развеселить, хмель всё больше погружал принца в тоску. И казалось, самое лучшее, что может сделать Элейм, это незаметно для отца выйти из зала и потихоньку отправиться в свою спальню. Но он не решался, боясь этим оскорбить отца, который весь вечер старался угодить ему, Элейму.
Пока воины веселились, он сидел в одиночестве, думая только о том, когда же всё это закончиться. Он настолько углубился в свои размышления, что не заметил, как сзади к нему подошёл отец.
– Здравствуй, сын! Можно присесть?
Его тихий и спокойный голос заставил принца вздрогнуть, и от внезапного испуга он ничего не успел ответить. Но когда он успокоился, отец уже сидел за столом напротив него.
– Элейм, мальчик мой… Почему ты не веселишься, как все?
– Не знаю… Что-то не хочется мне веселиться…
Элейм снова пригубил вина из золочёного кубка. Отец нужна наблюдал за тем, как он пьёт, а когда Элейм снова поставил кубок на стол, спросил.
– Помогает?
– Не очень… – признался Элейм.
– Ты переживаешь из-за завтрашней церемонии? – спросил Дирей, пристально глядя сыну в лицо.
– Не то что бы переживаю, просто неспокойно как-то…
– Завтра твой первый бой, и тревога – это нормально.
– Но я не волнуюсь, отец.
– Ты просто не думаешь ни о битве, ни о церемонии, но тревога всё равно присутствует, – объяснил Дирей.
– Может, ты и прав… – вздохнул Элейм и хотел снова отхлебнуть из своего кубка, но отец остановил его.
– Подожди!
Рука Элейма вместе с кубком послушно застыла в воздухе, и на Дирея устремился изумлённый взгляд.
– Почему?
– Мне кажется, тебе не стоит больше здесь находиться. Отправляйся спать.
Элейм не стал спорить, а молча встал из-за стола и зашагал прочь из зала. И потом, идя длинными коридорами дворца, он ещё долго удивлялся тому, как ловко отец угадал его желание покинуть этот славный пир, на котором ему почему-то не хотелось веселиться. Принцу показалось удивительным и то, что уже лёжа в постели он не чувствовал никакой вины за то, что ушёл с пира, ведь именно в его честь поднимались доверху наполненные кубки и произносились громкие речи. Ему как будто и вовсе не нужно было там быть, тем более, что бородатые воины, заливавшие себе глотки вином, даже не заметили его внезапного исчезновения.
Следующее утро началось гораздо раньше, чем обычно – уже при первых проблесках солнечных лучей он был на ногах и вместе с другими воинами собирался в опасный поход. Собственно, делать ему ничего особенно не пришлось – оружие и доспехи были заранее начищены служителями и принцу осталось только надеть их. Когда он вышел из оружейной, подпоясанный мечом, его уже ждал отец. Увидев его, юноша обомлел: Дирей сидел в седле, держа в одной руке открытый шлем без забрала, а в другой – поводья. Сталь, из которой были выкованы шлем и доспехи, была покрыта позолотой, которая необычайно красиво смотрелась в свете разгорающейся зари. Видеть отца в таком необычном образе Элейму доводилось не часто: в основном на нём были пышные камзолы, так что не удивительно, что юноша, увидев парадные доспехи отца, от восхищения не мог произнести и звука, а только смотрел на него широко раскрытыми глазами, не смея даже пошевелиться.
– Что, нравится? – усмехнулся Дирей, поймав его восхищённый взгляд. – У тебя тоже будут такие, но позже, – пообещал он и, прежде, чем Элейм успел ещё хоть что-нибудь вымолвить, кивнул головой в сторону холёного жеребца, меланхолично жующего траву чуть в стороне.
– Это твой конь. Сегодня он поведёт тебя в твою первую битву!
– Мой конь?
– Да! Садись скорее! Демоны уже совсем скоро будут на Больших Холмах! – поторопил отец, и Элейм вскочил на коня.
– Выдвигаемся! – коротко скомандовал Дирей.
Элейм слышал, как в накрытой ещё не рассеявшимся чёрным пологом ночи толпе послышались такие же короткие, но чёткие приказы тысячников. В это время Дирей уже коснулся стременами боков своего жеребца, и он медленно зашагал в сторону городских ворот. Увидев это, Элейм поспешил последовать за отцом. Его жеребец мерно зацокал копытами по мостовой. Следом за королём и его сыном шествовали тысячники и их воины, бодро звеня доспехами. Странно, но только сейчас Элейм почему-то вдруг почувствовал беспокойство. Лёгкое и совсем ненавязчивое, оно, тем не менее, разгоняло по сердцу непреодолимую тревогу, так что теперь принц уже больше не мог чувствовать себя невозмутимо. Тем более, что тогда, сидя в роскошном зале, он, Элейм мог только представлять себе, что ждёт его. Но тогда он ещё мог всё изменить, мог отказаться от боя. А какой смысл рассуждать об этом теперь?
Увлечённый собственными мыслями, Элейм не замечал, что на него с тревогой смотрит отец. И только спустя полминуты не увидел, а почувствовал – почувствовал на себе его взгляд, пристальный, полный жалости. Когда же принц поравнялся с отцом взглядом, ожидая, что тот что-то ему скажет. Но вместо этого Дирей отвернулся и, пришпорив коня, слился с толпой воинов.
– Куда это его понесло? – вслух подумал Элейм
Миновав городские ворота, войско сразу ступило на Королевскую Пограничную Дорогу. С ней любая тропа становиться короче, потому что она стелиться не по земле, а порхает над ней, и маршрут её проходит по самым непроходимым и опасным точкам Благоземья. Благодаря этому Королевская Пограничная Дорога почти прямая, без острых углов и извилистых поворотов, что значительно облегчает путешествие.
Не дойдя до конца Пограничной Дороги, путники сошли с неё на одной из развилок. Здесь холодный бездушный камень сменила утрамбованная копытами сухая пожелтевшая листва. Они шли, и справа и слева от них шумели деревья, мерно покачивая раскидистыми ветвями. Они стройными рядами тянулись по обеим сторонам тропы, укрывая путников, казалось, от любой невзгоды. А где-то в стороне маячили утренние огни далёких хижин. Их соломенные крыши слабо освещал золотой диск солнца, уже возносящийся над мирно дремлющими селениями, и они выступали из темноты, как грибы после дождя. А вокруг домов виднелись ещё накрытые чёрным пологом ночи невысокие заборы, которые в торжествующей темноте казались всего лишь длинными чёрными полосами.