Весы Лингамены
Шрифт:
– Да, да, Спаситель!
– послышались во множестве крики.
– Прошу, зовите меня братом. Я пока не спас никого из вас.
– Спас, спас! Брат, брат!
– Мы будем пользоваться предметами обихода, - продолжал Ящер речь, - какие были в ходу у наших предков долгие века. Мы прекратим это ужасающее гниение заживо, в которое превратился современный мир. И тогда придёт к нам Любовь и Вера, и Механические Города канут в лету. И воскреснет человечество.
Так Ящер вещал какое-то время - и вещал искренне; одновременно с этим он всё больше убеждался, что какие бы сомнительные идеи он ни провозглашал, все они единодушно принимались слушателями за абсолютную истину.
Через час Ящер уже сам точно не знал, переигрывает ли он или действительно готов вести за собой всех этих людей. Лавина событий увлекла его на самую стремнину бурного потока истории, и времени на размышления уже не оставалось. Это было именно то, что он так долго искал. Он нашёл единомышленников, вместе с которыми преступал сейчас порог новой жизни. Учитель даже не мечтал о таком!
– Кто готов, братья, следуйте за мной!
– позвал всех Ящер и, широко расставив руки, словно силясь обнять его новый мир, медленно побрёл в сторону домов поселенцев.
Так пришли Свидетели Ящеровы в бывший запретный город, существовавший ранее только как Эксперимент института Кармоведения, и начали там новую жизнь. Они быстро нашли общий язык с оставшимися поселенцами, и никаких трений между ними на религиозной почве не возникало. День вступления Свидетелей в город единодушно назначили последним днём использования "машинок" в городе, и те, кто не желали расставаться с этим суррогатным заменителем жизни, поспешили прочь.
Как и предполагала Наланда, двое её детей - Ангарис и Персефея - решили уйти. Они уже были достаточно взрослыми для самостоятельной жизни, и большой мир манил их. Уходил и Ромагор - с тяжёлым сердцем покидал он ставший родным город. Ради Наланды он бы выдержал даже переход на ручной труд и прочие тяготы, - хотя и не разделял веры Свидетелей и не был кармиком, - но видел, что Наланда окончательно удалилась от него, увлёкшись новыми идеями "жизни на земле". А вот семейство Велисов оставалось в полном составе. Старшие были только рады открыть для себя новые стороны жизни. Они по-житейски мудро рассудили, что занятия спортом им частично заменит труд на огороде. И даже Геменея Велис, до этого активно "игравшая" с машиной желаний вместе со своей наперсницей Персефеей, резонно решила хотя бы попробовать жить по-новому. В момент выбора в ней взяли верх лучшие качества её семьи - жизнелюбие и сильная воля. И она приняла вызов и не отступила перед трудностями. Что же до брата её Друалана, то он не хотел уступать сестре и выглядеть перебежчиком, поэтому тоже решил остаться. К тому же, уехать можно всегда успеть.
– Персефея!
– позвала дочь Наланда.
– Подойди, пожалуйста.
– Да, мама, я тут!
– откликнулась девушка.
– Собираюсь.
– Возьми-ка, дорогая, мою "машинку" с собой. Нам они тут больше не нужны.
Наланда в смешанных чувствах последний раз окинула взглядом этот островок современности, столь долго связывавший её с большой землёй и человеческой цивилизацией вообще.
– Ты сохрани её, - попросила она дочь, безвозмездно протягивая ей на правой ладони 500 лет развития человеческой цивилизации.
– Кто знает, может быть, когда-то мне суждено снова с ней встретиться.
Повсюду кипела работа. В этот последний день старой жизни активно запасались продовольствием и прочими вещами первой необходимости. Новые поселенцы понимали, что пройдёт ещё много времени, прежде чем уродятся их посадки и дадут им собственноручно выращенную пищу. Активнее всех себя проявляли Кхарну, Ящер, Текано и Криадат. Они успевали, казалось, везде, и всё им было отрадно. Они брались за любой труд и работали без устали. Да и все остальные новоприбывшие тоже нашли себе применение. Одни завозили древесину для постройки домов, другие уже занялись огородами, высаживая садовые культуры, третьи копали ямки под будущую лесопосадку.
Что ж, несмотря на опасения скептиков, началось всё как нельзя лучше, и пока сложно было даже представить, что будет, если со временем религиозная эйфория Свидетелей пойдёт на убыль. Ведь даже если бы Ящер на самом деле был "сыном неба", окружающие его люди рано или поздно свыклись бы и с этим. От постоянного нахождения "божественного" в прямой человеческой досягаемости, от отсутствия необходимости верить в нечто абстрактное, сама вера в это "божественное" вполне может трансформироваться в простую человеческую форму привязанности. Любая невиданная поначалу вещь, на которую раньше без дрожи и взглянуть не получалось, при частом с ней контакте в глазах человека неизменно тускнет и теряет часть своего очарования... Что в этом случае может ждать город? Опустеет ли он? Бросят ли Свидетели своего Спасителя? Об этом, я думаю, мы узнаем ближе к концу этой повести, а пока предоставим Городу Радости нестись по своей волне - тем более, что этого новорожденного дитятю нынче и без нас семь нянек стерегут, - и вернёмся в рабочий зал Института Кармоведения.
Пять минут мира
– Ну что, братья, - высокопарно возглашал Штольм, старательно подражая интонациям моеверцев, - откажемся ли мы от машин желаний и кристалловизоров? Покажем ли, как сильны в вере своей?
Радуясь, что, вопреки ожиданиям, не пришлось долго мучиться с людьми Криадата, учёный пребывал в добром расположении духа и даже позволил себе небольшой импровизированный концерт, что, надо заметить, всё-таки не каждый день с ним происходило. Не все, однако, были склонны шутить. Наше хихиканье и сопенье прервал отдающий плохо завуалированным сарказмом голос Даримы:
– Я лучше один раз от дальнейших перерождений откажусь, чем в каждой новой жизни прогресс буду отрицать!
– Ну да, поёрничали - и хватит, - заметил Штольм, тут же сдёрнув свою лицедейскую маску, которая ему, прямо скажем, не очень-то и шла.
– Итак, - продолжил учёный уже серьёзно, - что изменилось с прошлого нашего собрания? Мы тогда, помнится, предполагали, что все потрясения уже позади.
– Да, а тут Свидетели нагрянули, - вставил я, - заселили весь город.
– Непонятно было, чего от них ждать, - сказал Гелугвий и, разведя руками, добавил: - Но нашей работе, по правде-то говоря, они уже никак не помешали.
– Да-да, в том и дело, что нет, - согласился Штольм.
– Для нас всё встало с ног на голову в тот день, когда Ящер у
внутренних
побывал. А то, что там теперь ещё несколько сотен поселилось, уже не сильно меняет...
– Кармопроцент?
– подхватил Гелугвий.
– Да, и процент и...
– Но постойте, коллеги!
– мягко вмешалась Лингамена.
– Вы же не бросите начатое дело? Мне хотелось бы внедрить новые алгоритмы. Они умеют адаптироваться к быстро меняющейся среде.
– Я с радостью вольюсь в этот проект!
– воскликнул Штольм.
– Мы ведь снова будем считать наш... новый город? Хотелось бы только узнать детали.
– Сегодня же расскажу, - пообещала Лингамена и с надеждой оглядела остальных.
– Ну а вы? Будете участвовать?
– спросила она меня, Гелугвия и Дариму.