Ветер и искры. Тетралогия
Шрифт:
— Я не слишком тебе доверяю, сын Ирбиса, — счел нужным заявить Водер.
Северянин с каменным спокойствием выдержал испытующий взгляд «леопарда».
— Иди, — принял решение Рандо. — Но без своего приятеля. Он останется здесь.
— Превосходно, — улыбнулся следопыт.
— Глум, — окликнул молодой рыцарь командира лучников. — Проследи, чтобы его пропустили без помех.
— Надеюсь, он не отправился к набаторцам с рассказом о нас, — проворчал Водер, когда рыжий ушел.
— Не стоит искать тьму там, где ее нет, — философски заметил Юргон, прежде чем Рандо что-то ответил. — Забудьте о шпионах. Опасайтесь колдуна.
В небе тоскливо
Их призывные крики звучали точно так же, как в тот день, когда мрачный и подавленный Водер привез черную весть его матери. Отец Рандо погиб на Гемской дуге, сражаясь на правом фланге против отборных частей Высокородных дельбе Васке. Так что теперь журавлиная песня для молодого рыцаря ассоциировалась лишь с одним — близостью смерти.
Рандо окинул взглядом крыши осиротевших деревенских домов. Запах гари так никуда и не исчез. Водер громко сопел, шагая рядом, и то и дело перекладывал боевой молот с одного плеча на другое.
Они добрались до таверны, вошли в пустой зал. Старший рыцарь достал из дорожной сумки истершуюся за время путешествия карту. Ее углы были смяты, на месте сгибов появились дыры. Расстелив пергамент на столе, Водер склонился над поблекшим рисунком.
— Лошадей придется бросить, — нарушил молчание Рандо.
— Правильное решение, — одобрил дядя. — Будем надеяться, что северянин принесет нам хорошие вести.
Окутанный осенним увяданием лес уже успел погрузиться в сладкую полудрему — предвестницу глубокого сна, приходящего каждый год, как только приближается зима. Золотые ветви, частично лишенные листвы, шумели над головой Га-нора, нашептывая ему ласковую, едва слышную колыбельную песнь.
Сын Ирбиса не спеша пробирался по одной из множества проложенных среди посеревших папоротников троп, по которым не раз и не два ходили крестьяне. Лес был щедр к ним. Всегда делился с людьми хворостом, грибами, ягодами и зверьем. Теперь жители деревни мертвы, а солдатам не до лесных даров.
Миновав несколько больших вырубок, северянин остановился возле ели, на шероховатом стволе которой все еще были заметны старые, сделанные топором зарубки. Следопыт в сотый раз прислушался. В ветвях шумел ветер. Немногочисленные птицы вносили в унылую осеннюю тишину хоть какое-то подобие жизни.
За еловой рощей начинался небольшой овражек, заросший умирающей крапивой, на дне которого бежал ручей, несший желтые листья. Едко пахло сыростью и увяданием. Га-нор, легко ступая и стараясь избегать сырых участков, на которых его следы стали бы особенно заметны, побежал вдоль оврага. Примерно через десять минок он, глянув на бьющее через ветви солнце и определив направление, оставил ручей у себя за спиной.
Здесь не стало никаких троп, даже звериных, но следопыт пробирался дальше и дальше, впрочем, ни на миг не забывая об осторожности. Его расчет был прост — сделать большую дугу по лесу, обойти возможные посты набаторцев и выйти к их лагерю там, где они этого меньше всего ждут.
Возле молодой осины он остановился и освободился от ремней, удерживающих на спине выпрошенный у Глума арбалет. Громоздкое и достаточно тяжелое оружие было не слишком удобно во время разведки, но сын Ирбиса понимал, что если Уг отвернется от него и встреча с колдуном все же произойдет, то единственный шанс убить Белого — это болт, а не меч. Для себя северянин решил, что если только ему представится случай и он сможет подобраться к некроманту на расстояние выстрела, то попытается убить слугу Проклятых.
Смерть некроманта стоила того, чтобы рискнуть.
Просунув ногу в стремя, он двумя руками, с усилием, натянул тетиву и поставил ее на зацеп, но не притронулся к трем толстым болтам, что покоились за поясом, недалеко от ножен с длинными парными кинжалами.
Если его расчеты были верны, от того места, где он стоял, до дороги не больше трехсот шагов. Несколько минок Га-нор двигался параллельно тракту, а затем начал приближаться к нему.
Потянуло легким дымком костра, и почти тут же в отдалении заржала лошадь. Листва и предательские ветки под ногами следопыта не издали ни звука. Легкий шаг человека не потревожил их. Впереди показался просвет, и северянин, прижимаясь к деревьям, прошел двадцать ярдов, забросил арбалет за спину, затем лег на живот, прополз до низкорослого кустарника и встал на колени. Оценив расстояние до ветви над головой, он взвился в воздух, точно большой рыжий дикий кот. Сильные пальцы клещами впились в древесную кору, воин подтянулся, закинул ногу и оказался наверху. Словно опытный канатоходец, в два удара сердца, добрался до ствола и уселся в древесной развилке, скрывшись от чужих глаз за стеной желтой листвы.
Отсюда открывался прекрасный вид на большую поляну, окруженную кленами. За ними едва виднелась восточная дорога. Набаторский лагерь оказался большим. Га-нор насчитал больше восьмидесяти человек, почти столько же лошадей. Часть солдат устанавливала походные палатки, словно они собирались остаться здесь надолго. Остальные воины обтесывали свежесрубленные деревца, и у ног «плотников» уже лежала целая груда заостренных кольев. Га-нор не сомневался, что совсем скоро на тракте возникнет серьезная преграда для лошадей. На дальнем конце поляны, как раз напротив дерева, где прятался сын Ирбиса, неподвижно стояла четверка мортов. Набаторцы старались не приближаться к ним и обходили тварей дальней дорогой. Некроманта нигде не было видно.
Следопыт проторчал в укрытии больше полунара, но так и не заметил человека в белой мантии.
Оставаться дальше было опасно, и Га-нор соскользнул вниз.
Оставив временный лагерь позади, он обошел возможные посты, добрался до дороги и теперь крался вдоль нее, держась пролеска и избегая открытых пространств. Первый секрет воин обнаружил сравнительно легко. Южане даже не удосужились спрятаться. Болтали на своем грубом языке и в ус не дули. Следопыт не стал с ними связываться, проскользнул за спинами ничего не подозревающих сторожей и углубился в лес. Шагов через четыреста разведчик выбрался на прогалину, где солнечный свет золотил густой ковер из влажных лимонно-желтых листьев, и наткнулся на второй патруль.
Трое набаторцев о чем-то отчаянно спорили. Рыжий мечник не слишком хорошо знал их речь, но, судя по отчаянным жестам и резкому тону, южан что-то встревожило.
Один из них, чтобы прекратить спор, махнул рукой и опрометью бросился бежать туда, где прятался следопыт. Второй набаторец окликнул товарища и, видя, что тот не слышит, бросился следом.
Помянув Бездну за столь неудачное стечение обстоятельств, северянин уложил болт и выстрелил в тот момент, когда человек едва не столкнулся с ним. Затем выскочил из зарослей, перепрыгнул через тело и треснул второго набаторца по голове разряженным арбалетом. Последний из патруля, обнажив меч, бросился на сына Ирбиса.