Ветер и море
Шрифт:
– Рассказывать не о чем, – буркнула Кортни.
– Хорошо, тогда я буду рассказывать, а вы слушать. – Он направился к поблескивавшей кромке воды, и после недолгого колебания Кортни последовала за ним. – Вы, без сомнения, беспокоитесь, что ожидает вас, когда мы прибудем в Гибралтар. Не стоит. Как я уже говорил, Адриан и я единственные, кому известно, кто вы, и никто из нас не собирается докладывать об этом властям. Неужели вы и правда думаете, что мы спасли вас только для того, чтобы увидеть, как вас бросят за решетку?
– Я больше не знаю, что думать. –
– Заставили вас признать – что?
– Признать, что я не принадлежу к миру моего отца, но я не принадлежу и к вашему миру. Я не могу вернуться назад. И я не могу идти вперед.
– Святые небеса, вы рассуждаете, как девяностолетняя старуха, закоснелая в своих привычках и неспособная принять ничего нового. Вам же всего... шестнадцать? Семнадцать?
– Девятнадцать, – сквозь зубы процедила Кортни.
– Пусть так. Все равно вы достаточно молоды, чтобы измениться.
– Однажды я уже изменилась. Не думаю, что снова смогу это сделать. А кроме того, наряды, драгоценности и изысканные манеры не изменят того, кем я стала теперь. Они не изменят моего отношения к тому, что можно пить чай и лакомиться цветами магнолии на веранде какого-нибудь ранчо.
– Уверен, не изменят. – У Мэтью в улыбке дрогнули уголки рта. – Но по той же причине я не сомневаюсь, что этим рукам, – он взял ее изящные поцарапанные руки в свои, – предназначено быть столь же нежными, сколь искусными они были в обращении с мушкетами и кинжалами.
– Я сделала свой выбор много лет назад и не могу теперь отступить, – тихо призналась Кортни.
– За вас уже сделали выбор, – мягко поправил ее Мэтью. – И вам не нужно отступать. Просто идите вперед.
Кортни повернулась лицом к морю и принялась босыми ногами сгребать горкой сырой песок. Мэтт, молча разглядывая ее профиль и отмечая изящные линии щек, носа и шеи, вспомнил, как Адриан однажды коротко обронил: «Она заявила, что в ее жилах течет кровь французских аристократов».
– У вас во Франции остался кто-нибудь из родных? – осторожно спросил он и покраснел под уничтожающим взглядом изумрудных глаз. – Адриан что-то говорил о вашей матери, о том, что ее казнили. Я не собираюсь вмешиваться в чужие дела, но...
– Все умерли, – резко ответила она. – Замок моего деда находился под Парижем и одним из первых был разграблен благочестивыми гражданами революции.
– Но вам все же удалось бежать?
Его тон возмутил Кортни, и она с большей горячностью, чем следовало бы, пустилась в объяснения:
– Мой дед был вздорным, грубым человеком, и слуги ненавидели его. Они сами открыли ворота замка, когда из города прибыли толпы восставших. Но моя мать... она
– Вы сказали «де Вильер»? – Мэтью почувствовал горький сарказм в ее словах, но, невзирая на это, все же решился задать этот вопрос. – Имя кажется мне знакомым...
– Мама редко говорила о моем деде, Дункан – никогда. – Кортни снова уставилась в песок. – Мне кажется, дед был важной персоной – советником или доверенным лицом короля. Я знаю, что он имел какое-то отношение к французскому торговому флоту, что благодаря этому он познакомился с Дунканом Фарроу, а Дункан – с моей матерью.
– И у вас нет ни дядей, ни тетей?
– Никого не осталось в живых, – с болью ответила Кортни. – Теперь вы понимаете? Столько жизней, две семьи сметены с лица земли. Возможно, кто-то, – она с горькой иронией взглянула вверх, – пытается что-то мне сказать?
– Возможно, он говорит вам, чтобы вы не сдавались.
– У него масса способов оказать мне поддержку. Но не беспокойтесь обо мне, доктор. Я выживу. Разве вы не знаете, что грешникам всегда везет?
– Я не назвал бы вас грешницей.
– Правда? Вы назвали бы меня незапятнанной и невинной? Эти руки – вспомните! Они не просто знакомы с мушкетами и кинжалами, они пользовались этим оружием. Сколько ваших честных соотечественников, безупречных землевладельцев, захотело бы водить знакомство с женщиной, которая знает о том, как убивать, но не знает, как рожать? Вы, доктор Рутгер? Или он?
– Не могу ответить за него... – пробормотал Мэтт, проследив за ее взглядом, обращенным к лежащему на песке Адриану.
– Тогда отвечайте за себя. С какой женщиной вы хотели бы жить? Вы ведь собираетесь жениться? На какой-нибудь мягкой, очаровательной, безупречной женщине? Не важно, вы не обязаны мне отвечать – ответ написан у вас на лице. Я только надеюсь, что она поймет, как ей повезло.
– Как вы будете жить? – Мэтта удивил ее комплимент, и он покраснел под пристальным взглядом Кортни. – Как устроитесь? Гибралтар – британский порт, и я не представляю себе, что англичане благосклонно отнесутся к имени Фарроу.
– Но французские имена и титулы все еще сохраняют для них свою привлекательность. И у меня есть это... – Она достала из кармана бриджей изумрудное кольцо.
– Хорошая вещица. – Мэтт восхищенно поднял бровь и, вытянув губы, присвистнул. – Я подумал или мне показалось, что вчера ночью я видел его у вас на пальце.
– Гаррет надел его мне на палец, и я смогла только сегодня утром снять его с помощью масла. – Встретив удивленный взгляд светло-карих глаз, она криво усмехнулась: – Трудно поверить, что я могу привлечь внимание такого мужчины, как Гаррет Шо?