Ветер над яром (сборник)

Кудрявцев Леонид Викторович

Волна мистики в последнее время просто-таки захлестнула страну. Невесть откуда взявшиеся колдуны, астрологи и новоявленные алхимики открывали конторы и лавочки, вовсю торгуя волшебными талисманами, приворотными зельями и рукописными наговорами. Предсказывали судьбу, гадая по картам, на кофейной гуще и с помощью ЭВМ, вызывали демонов и духов, создавали тайные и явные общества поклонения Сатане, Вельзевулу и прочим князьям тьмы. Не удивительно, что в Таунде, чудом сохранившемся архитектурном заповеднике средневековья, волна мистицизма смогла подняться на небывалую высоту.

Любопытно было бы послушать, о чем там еще говорят эти четверо, но Гюнтер уже закончил завтракать и почти допил пиво. Заказывать еще одну кружку ему не хотелось —

впереди целый день. Поэтому, припомнив, как расправлялись с соглядатаями в средневековых трактирах, он положил деньги поверх счета и вышел из ресторанчика.

На улице Гюнтер остановился, вспоминая, где по плану находится обувной магазин. Вроде бы направо в переулке. Он свернул в переулок и оттуда бросил взгляд на ресторанчик. С другой стороны дома на вывеске ресторанчика рядом с его названием “Звезда Соломона” красовалась и сама звезда. Она в точности повторяла звезду на портфеле охотника.

Кривая улочка привела Гюнтера к маленькому одноэтажному домику с голубой штукатуркой, стиснутому двухэтажными, серого камня, домами. Сквозь единственную, большую, зеркально-чистую витрину просматривалось все помещение магазина с рядами обуви. По неброской надписи на стеклянной двери “Обувь госпожи Баркет” можно было предположить, что конкуренты у этого магазина в городе отсутствуют.

Гюнтер открыл дверь, звякнул колокольчик. На этот звон из подсобки вышла, очевидно, сама хозяйка магазина, невысокая полнеющая женщина в деловом джинсовом платье, с улыбкой на лице.

— Доброе утро, — воссияла она рекламной улыбкой губной помады и зубной пасты. — Желаете приобрести обувь? На какой сезон?

Взгляд ее скользнул по Гюнтеру и профессионально остановился на туфлях. Ему непроизвольно захотелось наступить самому себе на носок подранной котом туфли.

— Что у вас произошло? — не отрывая взгляда от обуви, спросила госпожа Баркет. Улыбка медленно покидала ее лицо.

— Да вот… За проволоку зацепился, — попытался объяснить Гюнтер, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Госпожа Баркет молчала, по-прежнему глядя на подранную туфлю. Улыбка окончательно покинула ее лицо.

— У вас не найдется пары легких летних туфель? — попытался вывести ее из прострации Гюнтер.

Госпожа Баркет наконец подняла голову. Взгляд неожиданно оказался холодным и испуганным.

— Выбирайте, — неприязненно сказала она.

Постоянно чувствуя на себе настороженный взгляд хозяйки магазина, Гюнтер нашел туфли, подобные своим, примерил.

— Я могу оставить старые туфли здесь?

— Нет-нет! — неожиданно быстро, даже испуганно выпалила госпожа Баркет. — Только не у меня! Забирайте с собой.

Гюнтер пожал плечами, сложил порванные туфли в коробку и достал деньги, чтобы расплатиться. Когда он протянул их, хозяйка магазина отступила от него.

— Положите возле кассы.

Гюнтер оставил деньги и, зажав коробку с обувью под мышкой, вышел из магазина. Сзади послышался звук поспешно захлопываемой двери и щелканье замка. Он оглянулся. Госпожа Баркет застыла за стеклянной дверью и круглыми неподвижными глазами смотрела на него.

Ощущая спиной ее взгляд, Гюнтер прошел до конца улицы, свернул в переулок. Здесь он остановился, открыл коробку и внимательно осмотрел порванную туфлю. Да, с проволокой он придумал не очень удачно — четыре глубокие борозды были похожи только на след от когтей. Пройдя по переулку метров сто, Гюнтер так и не обнаружил нигде урны. Тогда он зашел в первую же подворотню и опустил коробку с обувью в мусорный бак.

Часов пять, как и положено любознательному туристу, Гюнтер потратил на знакомство с южной половиной города. Глазея на достопримечательности, щелкая фотоаппаратом, короче, ведя себя глупо и настырно, он пытался приставать к редким прохожим с расспросами, но дальше односложных ответов, как пройти на какую-нибудь улицу, дело не шло. Прохожие избегали праздной болтовни. Не лучше дело обстояло и в барах, закусочных и магазинах. Конечно, не так,

как у госпожи Баркет, но все же… Гораздо проще было бы предъявить удостоверение частного детектива и за соответствующее вознаграждение получить информацию. Но условие охотника связывало ему руки И все же кое-что Гюнтер выяснил, хотя “к делу о коте в мешке” это не относилось. Так, неожиданно для себя Гюнтер узнал, что город действительно посетила божья благодать. Конечно, он отнесся к этому скептически, но полностью сбрасывать со счетов не спешил, приняв к сведению. Что-то за этим скрывалось и, несомненно, сказывалось на жизни города, в чем он успел убедиться на самом деле. Но стоило Гюнтеру копнуть поглубже, пытаясь выявить истоки такого повышенного интереса горожан к мистике, как он наталкивался на глухую стену: собеседник замыкался, полностью обрывая все нити разговора.

Историю пришествия в Таунд “божьей благодати” поведал Гюнтеру хозяин пивного подвальчика, несомненно глубоко набожный человек — на полстены его заведения висело распятие с горящей под ним лампадкой. Рассказывал он красноречиво, с той задушевной отрешенной грустью, которая свойственна безоговорочно верующим людям. По его словам, о пришествии в город “божьей благодати” еще за неделю до ее посещения объявил с амвона преподобный отец Герх. Поздним пасмурным вечером тучи над городом разбежались во все стороны, и на открывшемся небосводе святым знамением воссиял крест. В тот же момент в церкви сами собой зажглись свечи, под куполом запорхали херувимы, неземными голосами вознося песнь господу и осыпая верующих вечно живыми цветами из райского сада.

Хозяин пивной принес и показал Гюнтеру один из цветков, уже полгода стоявший в вазе без воды. На неискушенного в ботанике Гюнтера цветок произвел странное впечатление. Ничего подобного ему видеть не приходилось. Пять больших лилово-розовых лепестков на голом длинном стебле словно светились в полумраке подвальчика. Несомненно, цветок был живым, лепестки прохладными и бархатистыми, хотя ни пестика, ни тычинок не было, и от цветка до одурения несло ладаном.

Одновременно с песнопением в церкви по городу прошло шествие призраков всех святых. И ставили они на домах неверующих кресты, и было это знаком божьего заклятия, если заблудшие не вернутся в лоно церкви. И много чад господних вернулось в паству, и преподобный отец Герх снял с них заклятье, окропив святой водой… Хозяин погребка вспомнил и уже известное Гюнтеру происшествие с богохульником аптекарем Гонпалеком и его чудесное исцеление. Возможно, он перечислил бы еще с десяток подобных чудес, но тут Гюнтер неосторожно спросил его о том, что же сталось е “божьей благодатью” и куда она подевалась. И тогда хозяин погребка замолчал настолько долго и красноречиво, что Гюнтеру ничего другого не оставалось, как допить пиво, поблагодарить и уйти.

В магазине детского питания Гюнтеру повезло больше. Представившись перезрелым отцом, ожидающим первенца, он получил массу рекомендаций. Владелица магазина, пожилая дородная матрона, знала наперечет всех детей города, знала, кто чем болеет, кого чем лучше кормить, когда это нужно делать. Гюнтер, прилежно переписывая ее рецепты в блокнот, для вида переспрашивая латинские названия местных трав, осторожно выведал, что никто из покупателей лишнего не брал, а жители города, не имеющие детей, магазином не пользовались. Это было уже кое-что. Словоохотливая матрона, несомненно, была кладезем всех сплетен города, но спешить с расспросами, наученный горьким опытом предыдущих разговоров, Гюнтер не стал. Впрочем, и вклиниться в нескончаемый словопоток хозяйки магазина оказалось не так просто — только с третьей или четвертой попытки, пообещав еще раз непременно зайти, он смог вырваться из магазина и продолжить знакомство с городом. Посещение еще нескольких магазинов, кафе, баров и нудный разговор с уличным торговцем жареными каштанами и кукурузой, из которого слова приходилось тащить чуть ли не клещами, ничего к уже известной информации не добавили.