Ветер нагваля или Прощание с доном Хуаном
Шрифт:
И наяву их почти сразу «увидел». Один ветер не сильный, но длительный. Это ветер огородно-заборный (мотай на ус сновидец, как с ветрами дружить). Как всякий ветер, он есть сила, энергия. И проявился в виде некой страсти, увлеченности, интересе в моей работе по огороду и оборудованию забора вокруг дома. Второй ветер оказался круче и сильнее. Он оказался творческим, писательским. Выход на созидательные астральные пространства. Моя работа над книгой и опыты…
Оба ветра (и во сне и наяву) дули в режиме благоприятствования, помощи, удачного стечения обстоятельств. Я это ещё во сне понял. Потому и отдался им сознательно. Не отдался бы — наяву жизнь моя по другому бы внешне (да и внутренне) оформилась. Людей обычных гоняют ветра случая, хаоса, беспорядочных, чаще отрицательных энергий. Потому они, как
Так и живу «двойной» жизнью: во сне и наяву. И должен сказать вам, что качество такого бытия необыкновенно. Сновидящий может всё-всё заранее предвидеть и выбирать ходы. Не путайте его с обычным человеком. Хотя он внешне самый обыкновенный человек, как я, например, — деревенский мужичок с бородой.
Я свою жизнь вообще изучению сновидений посвятил. В них все собаки зарыты. Там все ключи от любых дверей запрятаны. Они во всех религиях и духовных системах побочно идут, развиваются. А я сразу, хвать быка за рога — напрямую с ними работаю. К чему лишний огород городить? В этот сезон интересные опыты по снам затеял…
Уже давно заметил закон, ту самую таинственную тесную связь между мирами обоими, снов и нашим физическим. Да не только заметил. Исследовал, переоткрыл, подтвердил опытом и утверждаю окончательно. В чём и расписываюсь. Основной закон, главный. Мистика на том и стоит — шуровать надо сначала наверху, там порядок наводить. Сон — окно в будущее. Человека или образ какой там увидел, глядь, — через некоторое время наяву он обнаруживается.
Хозяйство моё небольшое: печка, кухня, огород, лес, где грибы да ягоды растут (лес тоже мой — маркиза Карабаса). По хозяйству много времени тратится. Всё остальное же время — снам. Кошку Мосю специально кормлю плохо, чтобы поактивней мышей ловила. Те раньше по ночам сновидеть мешали. Исчезать стала подолгу Мося в мышиных поисках своих. Необходимо обязательно добавить, что в жизни моей большое значение заимела регулярная практика молитвы. Какие только прорывы к истине она мне не давала, какие озарения! На какие уровни сознания выносила!
Но в одном из рискованных и опасных снов обжёгся я сильно, погорел буквально. Всё своё энергетическое тело сновидения чуть не разрушил. Через год только начал отходить потихоньку. Молиться стало невозможно. Где молитва, там любовь. Где любовь — там жизнь. Понял я главное про всех людей. Они считают себе, что живут. Ошибаются. Нет, не живут на самом деле, только так думают. Не существует жизни без любви! Молитва и любовь вместе идут рука об руку. Я раньше тоже думал, что жил. Сейчас понял — не жил вовсе, а так болтался, застревал бессознательно где-то, в промежутке непонятно каком. И узнал я, что означает жить, только с молитвой. А раз теперь она меня оставила, ушла по причине моей болезненной неспособности к ней, значит я теперь вроде как и не живу…
Но остались у меня ещё мои сны. Которые, конечно, из-за разрушенной энергетики моей здорово ослабли. Но кое-что получается.
Перестал излучать любовь я. Прервал молитвенный труд свой. Чувствую, вдруг, из мира снов любовь ко мне спускается. Неорганические существа, высокие и неведомые, любовью меня поддерживать стали, окутать стараются волшебной тканью шёлковой, тонкой, невидимой. Думаю, вот она помощь мне в беде моей. И вроде бы опять всё плохо у меня, и очень даже, а откуда-то изнутри радость изливается и хорошо становится.
Мои одиночные приезды в деревню и уединенный образ жизни для деревенских жителей стали привычными, обыкновенным порядком и само собой разумеющимся. Не то, что бы я не разговаривал ни с кем. Отношения и диалоги поверхностно строил, что бы не было возможности завязать интересы общие, более глубокие. Даже от помощи двух мужичков по строительству забора отказался. Что б не мешали. Мне мои ветры из снов так и так помогали хорошо.
Поэтому неожиданный приезд ко мне в дом незнакомой молодой симпатичной девушки я должен был для других как-то объяснить. Вопросы были: «Кто это у тебя? Никак невеста?» или «Что за гости новые у тебя поселились?» Отвечал:
Но сам себе сие чудное явление таинственной незнакомки объяснить сразу не мог. Свою серию экспериментов в сновидениях прервать пришлось. А суть их состояла в том, что я нацеливался каждую ночь выйти на уровень осознания своего тела сновидения, переместится и найти свою кошку Мосю. И оставаясь на этом уровне, убедиться, во-первых: действительно ли это моя кошка, а не продукт моего воображения, проекции — проверить это. Во—вторых, попытаться увидеть её энергию и точку сборки. В третьих, войти с нею в энергетическое взаимодействие или любой другой контакт. И наконец, последнее — проследить и пронаблюдать изменения в кошкином поведении и её реакции наяву.
Сдружились мы с кошкой тесно. Даже у меня какая-то любовная привязанность к ней возникла, и вижу — взаимная.
Я и кошка… Два бесконечно одинокие существа, заброшенные неведомыми провидческими силами в этот странный мир, в эту жизнь. Судьбы которых пересеклись в этом затерянном в глубинке России, старом, деревянном домике…
Уединенный образ жизни нас обоих заставил понимать друг друга с полуслова, полужеста, по одному движению руки (лапы), настроению глаз, моего голоса (шевелению хвоста). Я раньше собак любил, кошек не жаловал. А тут — кошка навязалась. Но вижу зверь интересный, не морду у неё наблюдаю, а лицо. На нём явно различать стал мимику, эмоциональные настроения. На лице её явно рисуется всё разнообразие человеческих переживаний. Беспокойство: ой, кормить будут сегодня или нет? Ожидание страха — что чужой входит? Сам страх перед собаками связан у неё ещё с возмущением: лают тут всякие… и доходит до презрительного отвращения к ним. Надо видеть её разочарованную и удивлённую морду, когда она наклоняется к своей чашке для молока, а я забыл его налить. «Ох, ничего себе! Пусто…» А когда я прихожу с рыбалки, и она, почуяв запах свежей рыбы, приходит в заискивающе льстивое возбуждение. Тогда я легко читаю её мысли: «Ах, что за чудный запах! Рыба такая свежая и замечательная. И ты такой замечательный! Если ты дашь мне это, будет так здорово. Я буду так благодарна…» Мося бывает в состоянии и чувстве нерешительной задумчивости: «Куда бы это отправиться…?» Или же задумчивость её приобретает оттенок умиротворённой уединённости, которая быстро сменяется недовольством: «Ой, не мешай а? Так хорошо одной в задумчивости…» Недовольство может перейти в выражение дежурной обязанности — нельзя быть не благодарной: «Ну, ладно погладь, если очень хочешь…» То суетливо бегает, хвост метёлкой вверх или игриво-просительно заигрывает со мной. Встаёт на задние лапы, а передними меня по очереди цапает, как бы говоря: «Ты, что, приятель, забыл совсем о моём существовании?» Случается с ней даже скука, смешанная с лёгким возмущением. Да, скука! Этому удивительному существу свойственно и такое человеческое качество. В это время Мося мается, слоняется туда-сюда. Страдает, мучается от чего-то.
А когда она сама открывает лапой дверь и входит… — Это надо видеть! — такая непринужденность, завсегдатайство и панибратство на морде написано, как человек вошёл, друг. Я позже запретил ей самой дверь открывать, — перестала. Теперь стоит у двери и, если хочет зайти в комнату, ждёт, когда я открою. Но если я скажу: нет, — развернётся с видом «Мол, ну и ладно, не пускаешь, и чёрт с тобой!» И пойдет по своим «делам». Будто ей не очень-то и надо сюда заходить. А так для порядка… Когда же она у меня отдыхает на животе, тут у неё проявляется целая гамма разных блаженств с утешительным мурлыканьем, сладострастным выпусканием острых коготков вплоть до мелких электрических разрядов вдоль пушистого туловища.
…Непонимание? От чего же, тоже случается. Обедать как раз соберусь — притащит моя Мося мыша большого, жирного. И искренне не понимает, почему я морщусь, недовольство проявляю. «Вот же заказывали, просили меня ловить мышей. Пожалуйста… Видишь какая я ловкая и хлеб твой ем не даром.» И довольно так, начнёт этого мыша есть, да ещё с хрустом. Извиняюсь за натурализм. Да ещё съест не до конца, а на половину. Спасибо, конечно, за угощение, да не ем мышей, Мося! А она целоваться потом ко мне лезет. Тьфу! Выгоняю её. Хоть бы мыша молоком запила…