Ветер нашей свободы
Шрифт:
Нормальная? Она серьезно? Как может быть нормальной та, что могла так долго молчать о том, что Кир — маньяк? Чем бы ее молчание ни было вызвано, ему нет оправдания. Не знаю, может быть, Ястреб настолько хорош в постели, что она так держится за него, но он явно не стоит всего этого дерьма.
— Ну, а если ты знала обо всем, то за каким чертом молчала? — Вопрос вырывается раньше, чем успеваю себя остановить. Нет, никогда мне не понять этой больной логики. — Моя хата с краю, да? И как спалось после всего этого? Нормально? Ты хоть понимаешь, что пока вы со своим приятелем помогали Киру прятать
От каждого моего слова она будто съеживается, и, обняв себя за плечи, Матильда пытается успокоиться. Мне хочется схватить ее и трясти так долго, пока в красивой голове все не встанет на место. Но на это нет времени — нужно торопиться. Если хоть часть из того, что она рассказала — правда, то дорога каждая секунда.
— Когда Кир впервые вынудил Ястреба помогать ему, тот даже не знал, на что идёт. — Она смотрит в сторону, голос дрожит, а в глазах плещется неизбывная тоска. — Кир пригласил нас на шашлыки, но только развлечения после застолья оказались не для слабонервных. Пьяный Ястреб сначала воспринял все, как шутку, розыгрыш, да и я смеялась как дурочка, но никто и не думал шутить.
— И после этого Ястребу уже было не спрыгнуть, да? — Брэйн, бесшумно подойдя, становится рядом со мной, Роджер, в обнимку с неизменной трубой, стоит с другой стороны. Наверное, мы выглядим странно и даже зловеще: три здоровых мужика допрашивают хрупкую блондинку. Но вокруг ни одной живой души, поэтому кого стесняться?
— Ладно, ребята, нужно идти. — Прячу ключи в карман чёрных джинсов и смотрю в сторону дома, в котором заперта моя любовь. Матильда смотрит на меня с надеждой — наверное, хочет еще что — то сказать, доказать, убедить, что они с Ястребом не настолько во всем этом виновны, но уже не слушаю. Я слишком устал, у меня лопается терпение. Все, что хочу — разнести этот дом в щепки и унести оттуда свою Птичку. — Время не терпит.
Брэйн хватает Матильду за предплечье, чтобы не смогла вырваться. Та сначала упирается, но куда ей тягаться с этим гигантом? В итоге успокаивается и полностью отдается в его власть. У нее действительно нет выбора, так зачем усложнять себе жизнь?
— Надо обойти дом вокруг, чтобы избежать неожиданных сюрпризов. — Роджер перекидывает трубу в другую руку, а я жалею, что не взял с собой хотя бы кастет. — Мало ли что у этого ущербного на уме. Нужно быть ко всему готовым.
Киваю и, подойдя к дому, чьи окна расположены довольно высоко над землёй, чуть пригибаю голову, чтобы меня не заметили раньше времени. Иногда высокий рост — настоящее проклятие.
Брэйн на всякий случай закрывает широкой ладонью рот девушки, но та не сопротивляется — только лишь смотрит вокруг полными ужаса глазами. Прикладываю палец к губам, призывая её молчать, но это лишнее — Матильда тиха и покорна.
Пригнувшись, медленно иду, огибая дом вокруг, и неожиданно до слуха доносятся приглушенные звуки какой — то возни. В доме что — то происходит, но с улицы не разобрать. Не успеваю остановить себя, рискуя все испортить, резко выравниваюсь и заглядываю в окно.
— Филин! — Я не узнаю голоса, но, наверное, это Брэйн. Или Роджер, но мне наплевать. Монохромная рябь застилает глаза. Чувствую приближение приступа, который,
Но разве это возможно? Только Арчи знает, как остановить мою чёрную ярость, но лысый в реанимации, и это к лучшему — никто не помешает отправить подонка на тот свет.
Вижу, как узкое тело Кира нависло над девушкой, а ее тёмные волосы разметались по полу — этот темно — шоколадный, почти чёрный, оттенок узнаю из миллиона других. Последнее, что вижу, пока гневная волна окончательно не гасит сознание: длинные тонкие руки Кира рассекают воздух, взлетают и размеренно опускаются вниз, как темные крылья. Сомнений быть не может: он ее бьёт.
Звон разлетающегося дождём осколков стекла, визг Матильды, крики друзей — все сливается в один звук и волной обрушивается на меня. Не ощущаю боли в порезанной руке, не чувствую вообще ничего — только холодная ярость, что аккумулирует все тайные резервы моего изломанного сознания.
— А — а–а, — на одной, жутко высокой, ноте орёт тот, чьё лицо в ближайшие секунды превратится в фарш. — Спасите! Убивают!
— Филин! Не дури! Ты его убьешь! — Роджер хватает меня за плечи, пытается оттащить в сторону, но я абсолютно ничего не соображаю. Брыкаюсь, стремясь вырваться, наношу отчаянные удары, извиваюсь, борюсь с тем, кто мешает мне закончить начатое. Кир не должен жить, его нужно раздавить как мерзкого таракана. — Брэйн, держи его!
Чувствую, как меня хватают со всех сторон чьи — то сильные руки, волокут, тащат. Слышу хрипы, стоны и рычание раненого зверя, но не сразу понимаю, что это рычание выходит из моего горла.
— Фил, ты меня слышишь? — Брэйн совсем рядом, трясет меня за плечи, бьёт по щекам. — Очнись!
Сквозь постепенно стихающий шум в ушах до меня доносятся обрывки фраз, вскрики. Перед глазами все плывет, но все — таки удаётся взять себя в руки и успокоиться. Этому ещё способствует ледяная вода, вылитая кем — то прямо в лицо и несильный удар в челюсть.
Зрение проясняется, и я поднимаюсь на ноги. Вижу Роджера, нависшего над кем — то и этот кто — то — моя Птичка. Подбегаю и, отпихнув рыжего в сторону, склоняюсь над той, из — за которой чуть не убил человека.
— Птичка, милая, — шепчу, глядя в каком жутком она состоянии. Агния такая хрупкая, нежная лежит, закрыв глаза, и будто даже не дышит. Подношу руку к её лицу, где красным пятном разливается будущая гематома. Мои руки дрожат, пальцы онемели, порезанная рука горит огнем, а из сбитых костяшек сочится кровь, но я не чувствую физической боли — ее вытеснила боль душевная. — Ты меня слышишь? Пожалуйста, ответь!
— Она живая, я проверял. — Роджер садится рядом и убирает волосы, налипшие Агнии на лоб. В руках у него бутылка воды — где только взял непонятно — и большой платок. Перевожу взгляд на Птичку и замечаю, во что превратилось ее прекрасное лицо — сейчас на его месте сплошной кровоподтек. — Скорую уже вызвали, и полицию. Пока что промой ей раны аккуратно.
— Спасибо. — Чувствую, как слова клокочут в горле, распухшем от ярости и тоски. — Просто спасибо.
— Не за что. — Ухмылка друга как некий балансир, помогает удержать сознание в разумных границах. — Для чего — то же мы тебе нужны.