Ветер перемен
Шрифт:
Когда Анимус вступил в перепалку с каким–то жителем станции, было не похоже, что он использовал свои суперспособности. Я услышал только лишь глухой удар и недовольные крики. Хотя мне было не видно этой сцены, судить о чем–либо я в полной мере не могу, но определенные выводы напрашивались сами собой.
Теперь что касается его общения со мной. Невооруженным глазом было видно, что Анимус весь пылал гневом, когда я сказал, что он еще не повелитель метро. Он был настолько зол, что даже ударил меня. Больно, но вполне терпимо, впрочем, не об этом речь. Опять–таки, он не применил на мне ни телекинез, ни что–либо еще. Странно ли это? Очень странно.
А ведь он мог так поиздеваться надо мной, мог превратить меня взглядом в груду костей, но почему–то не стал. И в мою душу закрались подозрения: действительно ли Анимус такой всесильный, как мне рассказывала Маша или на самом же деле просто выдает себя за такового?
Я не имел ни малейшего представления, сколько времени, прикованный, провел у колонны. Может, час, а может и десять часов. Как бы там не было, я очень устал. Ноги уже отказывались держать мое тело, пришлось прилагать немалые усилия, чтобы удерживать положение. Повисать на кандалах я не собирался, так как было бы еще хуже.
Как же мне сейчас хотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть… Как жаль, что такой возможности у меня не было.
Неподалеку от меня с бешеной скоростью пронеслась крыса. Я бы ее, наверное, и не заметил, если бы она не остановилась напротив меня. Крыса встала на задние лапки и, поведя носиком–бусинкой, удивленно посмотрела мне в лицо. Хотя мне это могло просто показаться.
Но нет, крыса продолжала сверлить меня взглядом, склоняя голову то вправо, то влево.
– Ну что смотришь? Я тебе не музейный экспонат, – хмуро сказал я и сразу же поймал себя на мысли, что разговариваю с крысой. Докатился.
Животное пискнуло и отскочило на несколько метров назад.
– Куда же ты? Не уходи!
Слышал бы я себя со стороны. Уговариваю крысу не покидать меня, не оставлять в одиночестве. Но мне было настолько скучно, что даже она могла отогнать от меня тоску.
И крыса вернулась. Точнее сказать, не стала уходить. Она опять встала ко мне мордочкой и ее глаза снова впились в меня. Я невольно улыбнулся: неужели она поняла меня?
Вообще, если задуматься, крысы – удивительные существа. В большинстве своем они очень вредоносны: уничтожают посевы, продовольственные товары, даже проводку, и ту могут перегрызть, тем самым создавая возможную угрозу пожара. Крысы являются разносчиками различных вредоносных заболеваний, при этом сами почти невосприимчивы к ядам и отравам. Также эти маленькие зверюшки способны дольше всех прожить без воды. Поэтому совсем не удивительно, что они одни из немногих, кто смог выжить после Катастрофы.
Я как–то читал, что Оксфордские ученые пришли к выводу, что крысы обладают абстрактным мышлением, потеснив человека, как единственного существа, обладающим такой способностью. Следовательно, они не лишены, по крайней мере, зачатков разума. И, если судить по этой крысе, эта догадка имеет лишнее подтверждение.
– Жаль, что ты не умеешь говорить. Так могла бы рассказать мне о своей жизни, о поверхности… Ты была на поверхности? Нет?
Ответом мне было, конечно же, молчание. Крыса непонимающе смотрела на меня и, наверное, думала про себя, какой же я идиот! Ну, если я еще хотя бы день пробуду тет–а–тет с собой, то точно сойду с ума. Не зря же говорят, что самое страшное наказание для человека – одиночество.
– Ждешь, что ли, когда я подохну, чтобы сожрать, да? – ухмыляясь, спросил я. Крыса продолжала внимательно смотреть мне в глаза. Понимает она меня все–таки или не понимает? А, не все ли равно! – Я не буду возражать. Если Маша не сумеет меня освободить, скорее всего, мне недолго осталось. Можешь привести своих друзей, устроите пирушку.
Крыса пискнула и вдруг резко сорвалась с места и убежала. Неужели за своими сородичами? Рановато что-то.
Что же со мной творится? Все чаще и чаще в голову стали закрадываться пессимистические и довольно мрачные мысли. Я перестал надеяться, что удастся бежать с красной линии, потерял жажду жизни, готовясь принять смерть уже сейчас. Нет, так дело не пойдет! Я еще поживу. Не время списывать меня со счетов.
Подумав так, я значительно приободрился.
Если чего–то очень долго ждать, то обязательно этого дождешься. Почти всегда так случается.
Машу я ждал, наверное, больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. Как же мне осточертело находиться здесь в плену у «красных»! Главное обычно узникам предоставляют если не комфортные условия, то, по крайней мере, вполне сносные. А то положение, в котором я находился последние несколько часов, не вписывалось ни в какие рамки удобства.
И Маша меня не подвела. Она пришла, и не одна.
Ее спутник еще вряд ли перешел порог тридцатилетнего возраста. Паша (я не сомневался, это он) был невысокого роста, но маленьким его нельзя было назвать. Длинные, черные как смоль волосы были завязаны сзади в конский хвост, который при ходьбе болтался из стороны в сторону. Небесно–голубого цвета глаза выражали усталость. Все в его облике: прямые черты лица, походка, стиль одежды говорили о том, что человек следит за собой. Но вот руки парня – мускулистые, мозолистые – говорили об обратном. Кстати, в левой ладони Паша зажимал ручку ножовки.
Маша подбежала ко мне, снова, как при мимолетной встрече, чмокнула меня в щеку и спросила:
– Как ты тут?
– Начинаю привыкать, – тяжело вздохнул я.
– Бедняжка. Знакомься, это Паша. Паша, это Олег.
– Очень приятно! – вежливо поклонился машин парень.
– И мне тоже. Я бы с удовольствием пожал твою мужественную руку, но, как видишь, положение не позволяет.
– Это мы сейчас исправим, – серьезно сказал Паша и потряс в воздухе ножовкой.
– Отлично, а то наскучило мне тут торчать.
Паша кивнул и принялся за дело. В следующее мгновение раздался противный визжащий звук. Возможно, мне только так показалось, но, по–моему, получалось слишком громко. Сразу воображение начало рисовать малоприятные картины: как к нам, привлеченные звуком, сбегаются «красные», причем не только со всей «Выборгской», но и с других станций; как Пашу и Машу валят на пол и… развитие же дальнейших событий я отказывался себе представлять, боясь, что мозг нарисует мне излишне страшную сцену.
Я озвучил свои опасения насчет издаваемых работающей ножовкой децибел, но Паша успокоил меня, сказав, что ничего страшного не будет. Я честно пытался понять почему, но не мог придумать этому объяснения. Неужели никто не слышит этого дикого звона? Может, на станции никого нет?