Ветер с Варяжского моря
Шрифт:
Варяги и чудины вокруг шумели, криками подбадривая своих. Постепенно, удар за ударом, Снэульв стал теснить своего противника. И скандинавы из дружины Оддлейва ярла, не видавшие его в битве, и русы смотрели на Снэульва со все большим удивлением – он бился так, как будто его учили этому в Киеве, учили двигаться без малейшей задержки, уходить от удара и наносить один удар за другим. Слыша вокруг выкрики удивления и одобрения, Снэульв про себя ещё раз помянул добрым словом, своего воспитателя Готторма Рыжего. В молодых годах Готторм служил в дружине киевского князя и многому там научился. Только благодаря его науке Снэульв в семнадцать лет выполнил свой долг мести, одолев противника на пять лет старше и опытнее себя. И даже Асмунд сейчас
При желании Снэульв легко мог бы убить этого заносчивого финна. Но зачем ему эта смерть? Злобные взгляды все же не стоят такого наказания, а беспокойства будет много. А Тойво начал заметно уставать; дыхание его делалось все тяжелее, но ярость только возрастала. Снэульв почти вытеснил его с площадки перед костром, Тойво оставалось не больше шага до черты, ступив за которую он окажется побежден.
И вдруг Тойво, вложив все силы в один бросок, попытался концом дубинки, как копьем, толкнуть Снэульва в грудь, так что тот, едва успел прикрыться своей дубинкой. При этом Снэульв отскочил назад и едва не влетел в полупогасший костер. Люди вокруг хором ахнули, вскрикнула Загляда. Снэульв с трудом удержался на ногах, и близко полыхнувший жар костра словно выжег задор с его лица: оно сделалось замкнутым и жестоким, и даже своим стало страшновато смотреть на него. Это уже были не шутки – такой удар заслуживал наказания. «Словом на слово, кулаком на кулак, железом на железо!» – говорил ему когда-то Готторм Рыжий, повторяя поговорку, которой научился в Гардах. И огнем на огонь! Если кто-то торопится на погребальный костер – он туда попадет!
Ободренный успехом, Тойво снова бросился вперед, а Снэульв вдруг стал отступать. Зрители догадывались; что он это делает неспроста, но Тойво в азарте ничего не замечал и не слышал предостерегающих криков своих соплеменников. Опытные воины-норманны скоро заметили, что Снэульв постепенно оказался между костром и противником, поставив Тойво лицом к огню. Тойво тоже увидел пламя за спиной противника, видя, что тому некуда отступать, он всю силу вложил в последний бросок. Но Снэульв неожиданно пригнулся и отскочил в сторону. Тойво пролетел мимо него и едва удержался на границе дымящегося и пышущего жаром круга. А Снэульв, мигом оказавшись у него за спиной, сильно толкнул дубинкой, которую держал за два конца, его согнутую спину. И Тойво упал в костер. Раздался общий крик ужаса, и чудины разом кинулись ему на помощь.
Снэульв отступил в сторону и отбросил дубинку. Опытные в таких делах варяги мгновенно вскочили и толпой встали между ним и костром, заслоняя его от родичей противника. Все держались за мечи, но нигде не виднелось блеска клинков – первым вынувший меч будет считаться зачинщиком.
Тойво уже поднялся. Его опаленное жаром лицо сильно покраснело, волосы и брови обгорели, но сильнее всего обожжены были руки, которыми он оперся, падая, о пылающие угли. Женщины с причитанием обступили его, а мужчины с Тармо во главе разгневанно наступали на варягов, сжимая рукоятки мечей.
– Так не по чести! – негодующе, и угрожающе шумели они. – Проклятые руотсы не умеют драться честно! Это подлый удар!
Милута поспешил вмешаться, видя, что может разгореться нешуточный раздор. Бывшие с ним ладожане вступили в толпу, отгораживая чудинов от варягов, уговаривали, разводили людей, готовых броситься на неприятелей с оружием. Чудины шумели, а варяги оставались почти спокойны. Помня, что они на чужой земле, норманны умели сдерживать свои чувства и Милуте пришлось приложить немало усилий, чтобы развести чудинов и варягов в разные стороны и уговорить всех хоть чуть успокоиться.
– Вот уж выдался день! – говорил Милута. – Будто мало покойников!
– Перун не есть бог хороший для нас с тобой, – сказал ему Асмунд. – Для доброго торга нужен добрый мир, а Перун не хочет мир, он хочет битва. Ему было мало жертвы – он хотел
Он указал на Тойво, стоявшего с зажмуренными от дыма глазами, пока женщины обматывали ему чистыми платками обожженные руки, А Загляда ахнула, пораженная мыслью: по вине варягов Тойво дважды чуть не стал жертвой – первый раз в Волхове, а второй – в огне. Теперь это казалось ей дурным предзнаменованием, сулившим большие будущие беды.
– Но мы не хотим битва, мы хотим добрый мир! – в который уже раз заверял Милуту Асмунд. – Ты не забыл —завтра ты должен быть гость на наш двор. Не надо тревожить себя – я не пущу биться Снэульва и других тоже. Мы дали мирный обет и пусть будет во век проклят тот, кто его нарушит!
А Милута не знал, что ответить на это приглашение: он хотел остаться в мире и дружбе и с Асмундом, и с Тармо, а они, как видно, никогда не сядут за один стол.
– Да, уж потешился нами Перун! – качая головой, приговаривал Осеня. – Спасибо, от большей свары уберег – тут ведь все при оружии да во хмелю. А ведь поди разберись – что по чести, что не по чести?
Чудин-то первый, их нечестью бранил– так откуда было ждать добра? Как аукнешь, так тебе и откликнется. Тут хоть торг тебе, хоть велик-день – все одно дракой кончится. Как говорят, не сошлись обычаем – не бывать и дружбе.
– Ты говоришь мудро! – откликнулся Тормод, даже во всеобщей суете не покинувший своего места возле бочки пива. – Но люди знают: безрассудство всегда ведет к беде. А звать Снэульва драться есть большое безрассудство!
– Оддлейву ярлу будет занятно узнать, что делается здесь, – раздался вдруг рядом с Заглядой спокойный голос Кетиля, и сам он подошел к костру. Возле его могучего плеча привычно виднелась белая голова Ило. – Да, я все видел. И я думаю, скоро я опять пойду к Дубини ярлу слушать новые тяжбы. Но здесь я сам могу быть видоком – финн первый хотел толкнуть Снэульва в огонь. А теперь он сам есть – Свид…
– Паленый, – перевел Тормод, который знал словенский язык заметно лучше. – Раз ты дал ему имя, что ты подаришь ему в придачу?
– У меня мало что есть. – Кетиль развел руками. – Он ничего от меня не возьмет. Подарок обязывает к дружбе, а Паленый Финн теперь наш враг навсегда. Единственный подарок, который он теперь может принять от нас, – это наши жизни. Сначала его чуть не утопил Гуннар Лось, теперь чуть не сжег Снежный Волк…
Тем временем ладожане, опасаясь новой ссоры, торопливо распрощались и вместе с чудинами пошли прочь. Ило хотел было по своему обыкновению спрятаться за плечом Кетиля и остаться с ним, но Тармо окликнул его таким голосом, который никак не позволял ослушаться. Родичи помогали идти Тойво, который плохо видел от слез в опаленных глазах, а Загляда старалась держаться от него подальше: ей казалось, что это она во всем виновата. Мысли о Снэульве смущали ее: ее напугало его жестоко-замкнутое лицо, и этот удар, было тревожно и горько, как будто ей самой или кому-то из ее близких грозила опасность. Сам Снэульв казался ей похожим на костер – то ли согреешься возле него, то ли обожжешься. Она совсем не знает его, а о варягах говорят много недоброго. Да, лучше бы ей сидеть сегодня дома и не ходить на это погребение!
– Не надо печалиться! – пытался утешить ее Ило, шедший теперь рядом с ней. – Для Тойво большая удача, что они бились на палках, а не на мечах. Тогда Снэульв убил бы его.
– Да что ты! – Загляда замахала рукой, отгоняя страшные видения.
– Видно, земля здесь такая! —со вздохами рассуждал Осеня. – Между Перуном и Велесом Ладога стоит – вот оба свою дань и собирают.
Немного поразмыслив, Милута решил все же не отказываться от приглашения Асмунда: добрые отношения с варяжским купцом могут обернуться выгодными торговыми делами. А коли Тармо осердится, то пусть у него у самого голова и болит. Больше Милута беспокоился о другом: время отъезда в чудские леса было уже близко, а он еще не решил, что делать с дочерью.