Ветер с Варяжского моря
Шрифт:
Все по-прежнему молчали. Лейв видел, что от него ждут решения. И на его спокойном лице не отражалось никаких колебаний.
– Я не собираюсь мешать вам, – сказал он. – Пусть это будет моя вира за твои раны, Белый Медведь. Я готов сделать даже больше. Я сам провожу ее в надежное место, если ты его знаешь. И клянусь Отцом Павших – я не предам вас. .
– Хорошо сказано! – резко ответил Снэульв. – Только ты забыл, что она еще не отдала тебе своего обручья. Пока еще оно у меня. Она дала мне его, и только она может отнять. Тебе придется снять его с моего трупа.
– Дочь моя, выбери наконец одного из них, – настойчиво посоветовал Тормод. – Если оставить их разбирать это дело между собой, то у нас будет мертвец раньше, чем ты сосчитаешь до пяти.
Лейв усмехнулся. Снэульв был мрачен и спокоен, но по напряженному лицу его было видно, что спокойствие дается ему нелегко. Вся выдержка, на которую способен человек девятнадцати лет от роду, была сжата в кулак. И кулак уже, начал неметь.
Загляда, все еще сидя на полу возле Тормода, вытерла лицо рукавом, перевела взгляд с одного на другого. И ожерелье, и все сокровища Ладоги она отдала бы за то, чтобы ей не приходилось сейчас выбирать, чтобы эти двое не стояли друг против друга, как смертельные враги. К замкнутому и угрюмому лицу Снэульва она попривыкла за последние дни, а сузившиеся глаза Лейва, которого она чаще видела улыбающимся, беспокоили ее. Теперь было видно, что мягкость его была до поры. Он тоже был – «меч в ножнах». И клинок готов был вырваться на свободу.
– Ты говорил: бесчестно отбирать назад свой подарок, – тихо сказала она Тормоду. – Я отдала мое обручье Снэульву, и пусть оно у него остается. Я согласна уйти, куда ты мне скажешь, и пусть он идет со мной.
В девичьей повисло молчание. По лицу Лейва никак нельзя было сказать, не обидел ли и не ранил ли его выбор Загляды.
– Ты достойна твоего мудрого названого отца, – сказал он наконец. – Если бы ты захотела отдать мне твое обручье, он полез бы в драку. И я убил бы его.
Снэульв молчал. Все это было правдой.
– Так вы идете или зимуете здесь? – подал голос из угла Маленький Тролль. Он за это время успел переобуться и получше перемотать тесемки на ногах. – Так вы проговорите до рассвета. А мне ждать некогда, у меня дела поважнее ваших обручий.
Маленький Тролль головой был умнее многих взрослых, но сердце его еще дремало в детском неведении. Он не понимал, что среди любых бурь судьбы, среди войн и разорений, радость и печаль любви способны заслонить человеку весь мир. И не только юной девушке, но и воину, и даже седобородому старику.
– Я пойду соберу вам еды на дорогу, – сказала Арнора. —Да, а вы знаете, как вам выйти из Конунгаберга?
– Я что-то слышал, что из дома ярла есть подземный лаз к обрыву у ручья, – сказал Ило.
– Ничего ты об этом слышать не мог, – отрезала Арнора. – Потому что об этом запрещено болтать. Ты просто знаешь чужие мысли!
Маленький Тролль ухмыльнулся. Так было даже лучше.
– Нужно рассказать все хозяйке, – решила Арнора. – Я думаю, она пустит вас к подземному лазу. Она будет только рада сделать такой подарок Эйрику. Надо же чем-то отплатить ему за Дубини ярла! Идем. – Она шагнула к двери хозяйской спальни и поманила за собой Снэульва. – Расскажи ей сам, в чем дело.
Снэульв неохотно пошел за ней. Загляда сидела возле Тормода и кое-как старалась пригладить волосы. Пальцы ее дрожали, на ресницах еще не высохли слезы. За Арнорой и Снэульвом закрылась дверь.
Лейв молчал, опираясь локтями на колени и глядя перед собой. Загляде было грустно и тоскливо, словно она сейчас отрезала какой-то кусок своей жизни. Но что она могла поделать?
– Не плачь больше, Береза Серебра, – тихо сказал он, подняв глаза на Загляду. – Не бойся. Я никому ничего не скажу и не трону его. Я не хочу причинять тебе новой печали. Хотя, может быть, со мной ты была бы счастливее даже за морем. Но от судьбы не уйдешь. У нас говорят: чужая беда может стать и твоей. Я не хочу, чтобы ты плакала, понимаешь?
– Устами людей гласит судьба! – подал голос Тормод. – Я тоже был когда-то молодым. Ты можешь мне не верить, Лейв сын Бьерна, но я понимаю тебя сейчас лучше, чем ты можешь представить. И вот что я скажу тебе. Зло само покарает себя, а добро само вознаградит тебя. Постарайся это запомнить. И еще одно: в Гардах очень много красивых девушек, поверь человеку, который прожил здесь двадцать лет!
– Это я запомню! – Лейв быстро поднялся со скамьи, как будто вдруг сообразил, что просидел здесь слишком долго.
Он улыбался, но глаза у него были как серо-голубые стеклянные бусины. Шагнув к сидящей на полу Загляде, он быстро наклонился, повернул к себе ее лицо, крепко поцеловал ее и быстро вышел в гридницу. Загляда закрыла лицо руками. Ей казалось, что все это происходит в горячечном тяжелом сне, в котором самое плохое то, что не можешь ничего понять – где явь, где бред, что хорошо, а что плохо. «Хуже нет болезни, чем томленье духа!» – часто повторял Тормод поучения Одина. И в этом Одноглазый был прав.
Глава 6
Теперь надо рассказать о Новгороде, о том, как туда дошла весть о набеге Эйрика ярла. Утром, на пятый день после того как на Волхове перед Велешей появились корабли с красными щитами на бортах, по ладожской дороге в Новгород въехал рослый широкоплечий парень в серой грубой рубахе. Запыленный конь его заплетал ногами, потертая лыковая упряжь была связана узлом кое-как. Позади парня сидела, крепко обхватив его за пояс, растрепанная девчонка лет двенадцати.
– Эй, человече, где тут княжий двор? – хрипло окликнул парень первого же встречного новгородца.
– Княжий-то двор возле торга, на Торговой стороне! – ответил тот, с любопытством оглядывая парня, его усталого коня и девчонку позади седла. – Да только князя-то там нету. Тебе на что?
– Беда у нас. Варяги Ладогу разорили. А вы не слыхали?
– Да что ты говоришь! – посадский мужичок озадаченно сдвинул на затылок свой войлочный колпак. – Батюшко Велесе! Какие ж варяги? Свои? Или чужие?
– Ты бы, дядя, указал мне, куда ехать! – Парень не настроен был пускаться в долгие разговоры. – Коли князя нету, кто тут за него?