Ветер с Варяжского моря
Шрифт:
– Да что же я выбрать мог? – повторил Снэульв, но уже без прежней злобы, и наконец посмотрел ей в глаза. – Ингольв меня не спросил, идти ли ему на Альдейгью. Я же тебя искал, в первый же день искал. Дура ваша старая сказала, что ты в лесу. Куда же ты делась тогда? Думаешь, я дал бы моему дядьке тебе руки ломать? Да я и дядьку бы не пожалел…
Ахнув, Загляда обеими руками обхватила его за шею, словно тонула, прижалась к нему и уткнулась лицом ему в грудь. Сейчас она увидела и услышала того Снэульва, которого любила, потеряла, нашла и ни за что не хотела больше потерять. Снэульв обнял ее и торопливо ткнулся губами ей в висок. Едва он снова поверил, что она любит его, как все нелады между ними потеряли смысл.
На поляне перед воротами тына зазвучали чудские голоса. Вернулся Ило, а с ним шли две женщины и один мужчина. Женщины были одеты в чудское платье, их головные покрывала, синее у одной и серое у другой, были приколоты к волосам красивыми бронзовыми заколками. Мужчина был одет в полотняную рубаху, сшитую по чудскому образцу, но его лицо, обросшее густой русой бородой, позволяло сразу узнать в нем славянина.
– День вам добрый, люди, заходите к нам! – приветствовал он нежданных гостей, широким шагом направляясь к ним через поляну. – Слыхали мы, какая в Ладоге беда. Уж чем можем, тем поможем!
Женщины семенили за ним, с любопытством оглядывая Загляду и с некоторым опасением – Снэульва.
– Встречал я на реке пару лодочек, что из Ладоги ушли, – говорил хозяин. – Да они еще из Околоградья. И детинец, стало быть, недолго держался… Да, видно огневались Перун и Велес – свой город не поберегли… А отца твоего я знаю, – неожиданно добавил он. – Был у меня здесь Милута со товарищами, и поехали они дальше, в Тармову весь. Ночевали у меня, из товара кое-что оставили. И говорил он ведь, что дочь свою не повез с собою, а оставил, сбережения ради, в Ладоге. Вот тебе и сбережение! Ты как ни думай, а боги судьбу твою по-своему повернут!
Он провел гостей за ворота. Внутри огороженного тыном пространства они увидели три избы с завалинками, большой амбар, погреб, хлев, баньку. Когда гости вошли во двор, с крыльца им навстречу сошел еще один человек средних лет, со светлой бородой и серыми глазами.
– Хей! – воскликнул он, сразу найдя глазами среди гостей Снэульва. – Я вижу, ты и правда из свеев. Скажи мне несколько слов, я хочу услышать родную речь!
Снэульв подошел к нему, удивляясь, что встретил соплеменника в глуши чудских лесов, а Загляду женщины повели в другую избу. Ило уже сидел там на полу возле очага, а вокруг него устроилось пять-шесть ребятишек разного возраста с льняными и русыми головками. Мешая слова трех языков, они расспрашивали его о Ладоге и викингах.
Скоро Загляда уже знала, куда привели ее боги и Маленький Тролль. На лесном займище [191] , которое в округе звали Медвежьим Двором, жили посредники в торговле между славянами и чудью. Чудины привозили сюда меха и шкуры, а в обмен получали, не утруждаясь дорогой в Ладогу, ножи, топоры, хорошие ткани, украшения и всякий другой товар, который привозили славянские торговые гости, забирая в обмен меха. Самих хозяев здесь было двое: один, Горуша, был родом из словенского племени, а второй был из свеев, сам бывший торговец, осевший в глубине чудского леса. Имя его было Торстейн, но чудины, не в силах это выговорить, называли его Туром. Жен оба взяли себе из чудинок, так что без особого труда могли сговориться с каждым из трех народов, которых боги свели на этой земле.
191
Займище – отдельное поселение в лесу.
Наевшись из горшка ячменной каши, которой радушно угощала гостей жена Горуши, Хелми, Ило тут же принялся перематывать тесемки на ногах, готовясь идти дальше.
– Да погоди ж ты, леший! – говорил ему хозяин. – Успеется тебе!
– Нет, – коротко и упрямо ответил Ило. – Ждать нельзя.
– Ну хоть чуть посиди… – упавшим голосом пробормотала Загляда. Снэульв уйдет назад в Ладогу, Ило – в поселок Тармо, а она останется одна в лесу, у чужих людей.
– А пусть с тобой пока останется Фенрир! – Ило кивнул на Снэульва. – Я вернусь через пару дней. Авось за это время Ингольв без него не пропадет!
– Но он успеет заметить, что меня нет.
– Не волнуйся – он уже заметил, что нет ни тебя, ни Асгерд, дочери Тормода. Эйрик ярл неглуп и сразу поймет, что все это значит. Я бы на твоем месте подумал, прежде чем идти назад. И тем более не бросал бы ее одну. Такую красивую деву нельзя оставлять одну, разве ты не понял еще?
Снэульв ничего не ответил, но лицо его помрачнело.
– Оставайтесь у нас, а там видно будет! – уговаривал их Горуша. – Варяги сюда не дойдут, боги сберегут!
А Ило, не тратя больше времени на разговоры, собрался в путь. Вот про кого верна была поговорка: «Одеться – только подпоясаться». Затянув получше тесемки на ногах, Ило нырнул под ветви и мигом растворился в лесу – слился с ним, как настоящий лесной дух.
Загляда постояла в воротах, пытаясь расслышать его шаги и шум задевающих его веток, но напрасно. Вернувшись на двор, она села на крылечко, оглядела двор займища. Изба Горуши была покрыта соломой, а изба Торстейна – дерном. И впервые за последние дни Загляда наконец почувствовала себя в безопасности. И защитой ей была не эта изба с очагом посередине, и не бревенчатый тын с медвежьим черепом над воротами, а лес, живая дышащая стена, вставшая между нею и северными разбойниками. Лес кормит, согревает, укрывает – войдя в него и доверившись его благодетельной защите, Загляда наконец ощутила покой. Стараясь не думать о Тормоде и всех прочих, оставшихся в Ладоге, она заперла эти мысли подальше, стараясь слушать только спокойный шум леса и больше ничего. Душа ее была в изнеможении и требовала отдыха.
Из избы Торстейна вышел Снэульв. Подойдя, он сел рядом с Заглядой на ступеньку. Посмотрев ему в лицо, она почти испугалась – он был бледен, утомлен, под глазами лежали темные тени.
– Я останусь с тобой, пока не вернется Тролль, – сказал он. – А потом пойду назад в Альдейгью.
– Но там… – Загляда хотела ему сказать об опасности возвращения, но он перебил ее:
– Я сделал все, что должен был сделать для тебя. А потом мне нужно будет сделать все, что я должен сделать для моего вожака. Никто не скажет, что я верен женщине больше, чем ему.
Загляда промолчала, зная, что спорить с этим бесполезно. От Тормода она знала, что верность другу и верность предводителю скандинавы ставят среди первых достоинств мужчины. Снэульву приходилось уже исполнять трудные долги, и он не мог отступить сейчас. Тогда он не мог бы уважать сам себя, а такого несчастья Загляда ему не желала.
– Что ты так на меня смотришь? – спросил Снэульв. Глядя ей в глаза, он видел там тревогу и ждал возражений.
– Я тебя люблю, – сказала Загляда в ответ.