Ветры, ангелы и люди
Шрифт:
– Нарекаю тебя именем Тай на все времена, что понадобятся для успешного завершения задуманного тобой дела, – решительно сказал он.
И потом уже ни во что не вмешивался, только смотрел, замерев, как будто сам стал единождырожденным, туманным младенцем, не сбывшимся еще существом, которому все в новинку, и даже каждодневное приготовление завтрака – величайшее чудо из чудес.
Поздно вечером, в половине одиннадцатого, когда пили на кухне чай, закусывая темным, вязким яблочным сыром, из коридора раздался топот босых ног, и на пороге возникла Нийоле, растрепанная и хмурая, сна – ни в одном глазу, как будто не она так сладко
– Надо прямо сейчас отнести в парк кошечкин домик, – сказала она.
– Обязательно именно сейчас? – изумился отец.
А Вера растерянно добавила:
– На улице дождь.
– Правильно, дождь, – кивнула Нийоле. – Вот поэтому! Кошечка там промокнет и простудится. А ее некому лечить. Пожалуйста, давайте отнесем домик сейчас!
Кястас открыл было рот с твердым намерением объяснить дочери, что ночью детям положено спать. А играть с кошкой и ее домом, тем более в парке, надо с утра. Которое, между прочим, скоро наступит, стоит только закрыть глаза, и сразу – оп! Пора подниматься. Причем на работу. Мне.
Но так ничего и не сказал.
– И еще сейчас никто не станет за нами подглядывать, – добавила Нийоле. – Злые мальчишки и уличные собаки спят. Они не увидят, где стоит кошечкин дом. А потом заработает шляпа-невидимка, и тогда его уже точно никто не найдет.
– Вопрос, найдет ли свой дом сама кошка, – заметила Вера.
Дочкино волнение незаметно передалось и ей. Но очень уж не хотелось одеваться и идти под дождь.
– Кошка пойдет за нами и все увидит, – заверила ее дочка. – Она уже сидит на нашем заборе и ждет.
– Сидит на заборе? – удивился отец. – Да ну. А почему Рукас не лает?
– Так она с другой стороны сидит. Из моей комнаты видно. Идем, покажу.
Ничего не поделаешь, пошли смотреть на кошку. Которая и правда сидела на заборе, под проливным дождем. И представляла собой настолько душераздирающее зрелище, что Кястас сказал:
– Ладно. Сейчас оденусь и вынесу ей табу… в смысле, домик. И покормлю заодно. А вы оставайтесь тут, незачем всем мокнуть.
– Но кошечка пойдет только со мной! – воскликнула Нийоле.
– Ладно, – согласился отец. – Но чур ты наденешь резиновые сапоги и дождевик. А потом выпьешь на ночь столько горячего молока, сколько в тебя поместится. То есть самую большую кружку. Если согласна на мои условия, марш одеваться. Быстро!
– Тогда и я с вами, – решила Вера. – В конце концов мы уже сто лет не гуляли по парку всей семьей. Хоть и живем почти на его краю. Лучше дождливой ночью, чем совсем никогда.
– Будем считать, это у нас утренняя прогулка дружной семейки вампиров, – проворчал Кястас, натягивая свитер. – Где мой любимый черный-пречерный крылатый плащ?
– Ты не вампир, – строго сказала Нийоле. – Ты хороший. И мы с мамой не вампиры, а волшебные феи. Просто даже самым добрым феям иногда приходится колдовать по ночам.
Той Лори Каар Цу Мальян, четыреждырожденный демон ночной глубины, так увлекся происходящим, что даже не сразу почувствовал нежное прикосновение своего последнего имени, одолженного братишке, а теперь вернувшегося назад.
Конечно, быстро спохватился, принял имя, преобразился и снова начал зваться Той Лори Каар Цу Мальян Тай. Как будто вернулся сам к себе из далекого путешествия. Подумал, что такое событие, пожалуй, не грех и отпраздновать. Не прямо сейчас, конечно, немного позже, ибо долг прежде всего.
– Не то удивительно, что ты справился с поставленной
– Мы с тобой научились этому только что, за работой, – сонно пропел малыш. – Кто-то должен быть самым первым во всяком искусстве, если некому начинать, то и нет ничего. Я сейчас исчезаю, а когда, отдохнув, появлюсь на ближней границе твоего бытия, попробуем снова. Ты согласен? Не хочу, заигравшись, забыть это умение, оно нам еще не раз пригодится, правда?
– Правда, – ответил Той Лори Каар Цу Маль-ян Тай.
И воспользовавшись тем, что братишка ушел на обычную для его возраста и совершенно недостижимую для старших двадцать седьмую глубину полного сновидения, поспешно улетел во все стороны сразу. У Той Лори Каар Цу Мальян Тая было очень много дел: выпить, отпраздновав собственное возвращение, развлечься медленным танцем, неоднократно вывернуться наизнанку на любовном свидании, написать бело-радужной молнией по далеким чужим берегам добрую дюжину давно обещанных писем, немного побыть океаном во время прилива – словом, как следует отдохнуть.
Возвращались из приозерного парка домой по улице Уосю к себе на Нумерю, где за невысоким зеленым забором ждал их возвращения верный Рукас. Почуял своих издалека, не удержался, восторженно гавкнул на весь Шяуляй, но тут же смущенно умолк, вспомнив, что шуметь по ночам без нужды ему не велят.
Шли в клеенчатых дождевиках под мелким дождем, сквозь разведенную жидким фонарным светом тьму, и Кястас думал: «Ни дать ни взять семейка привидений, даже жаль, что некому нас сфотографировать. Впрочем, ладно, я просто запомню, и так хорошо». А Вера думала: «Какая умная кошечка, сразу пошла за нами, не пришлось тащить на руках. И даже в эту дурацкую Нийолькину халабуду добровольно полезла, а я-то планировала заманивать ее туда едой, да и то совсем не была уверена в успехе. Такая покладистая, даже жалко, что мы не можем ее к себе взять». А Нийоле держала за руки обоих родителей и сонно думала: «Здорово у нас получилось! И кошечке теперь хорошо, сухо, тепло и совсем не страшно. В моем волшебном доме, под папиной шляпой-невидимкой точно не пропадет».
Юный дракон закрыл глаза и какое-то время лежал, наслаждаясь полной неподвижностью. Он пока понятия не имел, что это за место, и почти не помнил, как тут очутился. Решил: главное, что здесь можно отдохнуть. С остальным будем разбираться потом. Все-таки очень устал. Как никогда в жизни. Прежде даже вообразить не мог, что так бывает!
Это одна из самых серьезных опасностей для маленьких драконов, оставшихся без присмотра: порой они так увлекаются полетом, что потом уже просто не могут остановиться без посторонней помощи. И черт знает куда способны залететь, включая такие удивительные пространства, в пределы которых взрослому дракону ни за что не попасть. И летают там, опьяненные новыми впечатлениями, пока не развоплотятся от усталости. Никто не знает наверняка, что случается с драконами, утратившими телесность; ясно однако, что превратиться они после этого могут во что угодно. И даже забыть, кем были прежде. Очень грустно!