Ветвь оливы
Шрифт:
Пол шел немного под уклон, галерея была узкой, но трое уже вполне могли пройти рядом, почти не касаясь при этом ни стен, ни низкого свода. Под землей пахло влагой и плесенью, и было душновато. Протяженность галереи явно была не маленькой. Но если кому-то это действовало на нервы, то только не Изабелле, которая с интересом оглядывалась, подобравшись поближе к Готье и его фонарю, заставляя его посветить получше то в одну сторону, то в другую, и порой бросала отрывочные фразы о расчетах архитектурного
Электричества, к сожалению или к счастью, в галерее не было. А если бы и было, не стоило бы его включать, щадя душевное здоровье наших спутников, которых и так впереди наверняка ожидало немало сюрпризов. Привычное начало пока обнадеживало и делало их бодрее.
Между тем, мы наткнулись на второе препятствие — провал в полу от одной стены до другой. Где-то глубоко внизу шелестяще шептало, как старая ведьма, эхо над бегущей водой.
— Так-так, — пробормотал Готье и направил луч фонаря сперва вниз, где он потерялся, растворившись в тенях, а затем вперед, на ту сторону.
— Там какой-то рычаг! — подсказала Диана, указывая на металлическую штуковину, торчащую из стены по ту сторону провала.
— Наверное, он поднимает какой-нибудь мост, — Изабелла отцепила от пояса веревку с крепкими стальными крючками и принялась ее разматывать.
— Нет, так не пойдет, — остановил ее я. — Дай-ка мне, и отойдите все, на всякий случай, подальше…
— Я всего лишь собираюсь зацепить рычаг…
— Он прав, — сказал Готье, ставя фонарь на место. — Только ему веревку не давай. Дай ее мне.
— Почему? — спросили мы с Изабеллой одновременно.
— Если что-то случится, — добавил я, — я гораздо легче тебя, веревка меня выдержит.
— Если ты удержишь веревку. А там, знаешь ли, падать уже все равно с одной и той же скоростью.
— А я еще легче! — гордо вставил Выскочка.
— Я, между прочим, тоже, — проворчала Диана. — Это не аргумент…
— По-моему, — вдруг подал голос Огюст, и мы все невольно вздрогнули, — это стоит сделать мне.
— Ты был здесь? — спросил я.
— Нет, — он покачал головой. — Но есть некоторые особенности, пока еще на меня что-то действует… У меня больше шансов справиться, что бы ни произошло.
«В таком случае, у меня тоже…» — чуть не заявил я, но слова вовремя застряли у меня в горле. Или Изабелла вовремя положила руку мне на плечо:
— Это только кажется, что уже все хорошо, — сказала она мне уклончиво. — В этой ситуации рука еще может подвести.
Готье перевел дух, беспокойно облизнул губы и неуверенно посмотрел на Огюста.
— Возможно, мы просто перестраховываемся.
— Подождите, — попросил я. — Выскочка, а ты сюда когда-нибудь заходил?
— Ага, — сказал Выскочка, с любопытством заглядывая вниз. — Только этой дыры тут не было…
Огюст молча забрал у Изабеллы веревку и развернул.
— Отойдите, — попросил он скучным голосом. — Подальше.
Если он чувствовал себя сейчас наименее ценным членом команды, у нас все равно не было времени его отговаривать и что-то внушать. Да это бы ничего и не решило.
— Хорошо, — сказал я скрепя сердце. — Будь осторожен. — И отошел назад, следя, чтобы все отодвинулись еще дальше, чтобы не мешать.
Огюст встал на краю и аккуратно размахнулся, примериваясь.
— Он оказался впереди, он может нас тут оставить, — почти бессознательно и беспокойно прошептал Готье.
Огюст сделал бросок. Крючья пролетели дальше рычага, хоть веревка, кажется, и перекинулась через него. Свет от стоявшего на краю фонаря помогал мало.
— Перелет… — пробубнил Готье скорее интуитивно, чем что-то видя.
Я глянул вниз, на пол, там было хоть что-то видно — прямо под нашими ногами проходила ровная трещинка. Мы стояли на краю каменной плиты.
— Еще назад! — воскликнул я и, схватив Готье и Изабеллу за рукава, оттащил их за эту видимую черту, столкнувшись с теми, кто стоял за нами и потеснив их. Может быть, ничего не случится и это просто настил, но как сейчас проверишь?..
Огюст аккуратно потянул канат, выбирая на себя. Крючья обо что-то звякнули, зацепившись. Огюст легонько подергал веревку, чтобы убедиться, что крючья закрепились как надо, и затем дернул с силой…
По всему тоннелю разнесся глухой скрежет. Рычаг поддался и сдвинулся, это было ясно. А в следующее мгновение плита, на краю которой стоял Огюст, и с которой мы только что отодвинулись лишь на шаг, резко накренилась, складываясь как висячий столик, из-под которого убрали опору. Упав, плита повисла почти под углом в девяносто градусов. Не издав ни звука, Огюст стремительно соскользнул в пропасть. Рухнувший вместе с ним фонарь загремел, разбившись, где-то глубоко внизу…
— Огюст!.. — я подавил желание броситься к краю, так как край уже оказался у меня под ногами. Снизу, неясными сполохами прорывались отблески от догоравшего масла.
Кто-то сзади передал еще один фонарь. Схватив его, Готье тут же посветил вниз.
Увидев Огюста, я невольно взмок, и от облегчения и от напряжения.
Так и не выпустив из рук веревки, он мерно раскачивался на ней вдоль противоположной стены, а вернее, такой же плиты, как та, что только что рухнула вниз. И сам он оказался ниже ее, потому только его и не ударило со всей силой. Но как он удержался и почему не соскочили крючья — это было чудо.
— Черт! Только бы не сорвался!.. — выпалил Готье.