Ветвь оливы
Шрифт:
Д’Авер поведал, как в первой же рощице шестеро громил, четверо из которых делали до того вид, что чинят карету с соскочившим колесом, напали на них и утащили в эту самую карету. Жанна не колеблясь вступила в бой, пустив в ход кинжал. Для нападающих это оказалось неожиданностью, и потому схватка вышла ожесточенней, чем можно было предполагать. Следствие я видел — д’Авер не пребывал бы теперь в столь плачевном состоянии, если бы обезвредить их обоих было проще простого.
С Жанной, по его словам, обращались бережнее, и именно потому, что ей старались причинить как можно меньше вреда, все шишки достались д’Аверу. Кроме того,
В карете они пробыли долго, хотя, проехав немного, она просто остановилась и их окружил довольно большой, поджидавший там, отряд. Затем после томительного ожидания к ним подъехала еще полусотня вооруженных людей под предводительством Клинора, выглядевшего весьма довольным происходящим. По его приказу несколько хранителей выволокли из кареты и доставили поближе к нашим воротам ненужного им д’Авера с запиской, в качестве посланника, и удалились, а сам Клинор отправился куда-то еще, карета же, с другим отрядом, возглавляемым отсутствующим на встрече в Лесном домике д’Эмико-Левером направилась в другую сторону… От еще одного упоминания Рауля тоже легче не становилось.
И все же нелепая история. Почему Жанна решилась ехать к нам, какое бы письмо она ни получила? Почему она не почувствовала подвох? Почему, по словам, Дианы, не пыталась связаться с нами? Да, девушки не сидели целыми днями возле радиоприемника, но любая попытка связи оставила бы след, ведь Изабелла подсоединила к нему самодельный фонограф. Я невольно вскочил со стула и прошелся по комнате, чувствуя, что угадал, как все произошло. Радиоприемник, а не письмо. Так же как вчера с нами очень буднично связался Огюст. Вот почему д’Авер выглядел так неуверенно, строя предположение о письме, так что казалось, будто он чего-то недоговаривает, и его самого можно было в чем-то заподозрить. Он понятия не имел, как письмо (а что же еще это могло быть?) попало в замок.
— Д’Авер, как по-вашему? Что это было за письмо? Как оно к ней попало?
— Не знаю, — ответил он тихо. — Я… я спрашивал. Но она не ответила. Ничего не сказала. Только… — он запнулся и замолчал.
Я резко повернулся к нему на каблуке.
— Что — «только»?
Послышался странный звук. Д’Авер скрипнул зубами. И за секунду до того, как он ответил, я понял, что зря это спросил. Он пытался щадить меня.
— Она плакала… — сказал он обреченно.
Мое сердце сдавило тисками. Я бросился к двери. Она расплывалась у меня перед глазами. Чуть не воткнувшись в нее носом, я застыл на самом пороге и набрал в грудь побольше воздуха.
— Спасибо, д’Авер, — с трудом выговорил я, как мог, спокойно, и рывком открыл дверь. Махнул рукой ждавшему там Мишелю и быстро прошел мимо него, не останавливаясь и не отвечая на какой-то его вопрос. Это само по себе уже было ответом. Дать другой я был не способен.
Мишель проявил здравомыслие и не стал меня догонять. Он понимал, что я выживу, особенно, если меня не ловить — тогда я обычно проявлял здравомыслие сам. Но ждавшая рядом с ним Диана тут же последовала за мной. Не знаю, что она говорила, но когда я распахнул дверь комнаты, в которой нас ждали Готье и Огюст, она шла за мной по пятам.
Готье
— Будут еще проблемы? — вопросил Готье сварливо-грозно, как будто бессознательно загораживая от меня Огюста.
— Нет, — опроверг я. — Огюст, когда ты был у Клинора, вы сделали там какую-то запись на что-нибудь вроде фонографа или что-то еще, верно?..
— Да, — тут же ответил Огюст спокойно, разве что с небольшим удивлением. — Это он тебе сказал? Но ведь ее не использовали. Вы же уже знаете, что посланиям от меня нельзя верить…
Мы все уставились на него, будто окаменев. Готье и Диана тоже сразу поняли, о чем я говорю.
— Ее использовали. Уж поверь.
— О, — скромно вымолвил Огюст. — Очень жаль…
Возможно. Все его нынешние эмоции были искаженными тенями прежних. А оттого, что он всеми силами их сдерживал, тем более.
Я только кивнул, спустя мгновение.
— Мне нужно было только подтверждение.
Конечно, это мог быть только Огюст. Кому еще она могла поверить? Рауль пропал уже давно, и насчет него у всех уже было множество сомнений. Еще до того, как мы тронулись в путь из Парижа.
— Ну что же, пора нам кое-что обсудить, — решил Готье, вставая и, хоть все мы были совершенно спокойны, ненавязчиво выталкивая нас из комнаты. — Огюст, я скоро вернусь. Только введу кое-кого в курс дела…
Полностью я пришел в себя чуть позже, мы стояли над разложенной на столе картой. В четких линиях топографических знаков я узнавал руку Дианы. Нас тут было четверо. Двери были закрыты.
— Я тоже получила письмо, — с перекошенным от негодования лицом говорила Изабелла. — Понятия не имею, чего он хочет добиться подобными маневрами! Не полагает же всерьез, что мы можем принять его предложения?
— Кое-кто сегодня уже принял, — с горькой иронией сказала Диана у меня за спиной.
Верно. Лучше бы я сразу отправился к Ранталям, как собирался, и уговорил их вернуться. Так или иначе. Хотя бы они уже узнали, что посланиям от Огюста верить нельзя, как только что сказал он сам. Но от соблазна войти в какой-то контакт было не удержаться…
— Но ведь не такое! — воскликнула Изабелла, и в воздухе резко зашуршала бумага, которой она гневно взмахнула.
Я невольно взял лист, который она буквально сунула мне под нос и посмотрел на еще одни ровные, тонкие, изукрашенные завитушками строчки.
«Дорогая Антея, я очень рад, что вам удалось блестяще решить мою маленькую задачу и попасть сюда. Я всегда весьма ценил ваш проницательный ум. Думаю, не ошибусь, если скажу, что решение задачи — всецело ваша заслуга. Но теперь, когда вы здесь, я должен сообщить вам, что ни в коей мере не хочу повредить ни вам, ни вашему отточенному интеллекту. Всегда, в любое время я рад вам, хоть не могу сказать того же обо всех ваших коллегах. Думаю, мы могли бы по-настоящему помочь друг другу сделать этот мир лучше и счастливее. Уверен, у вас есть множество замечательных идей на этот счет!
Что бы ни случилось, я буду рад, если вы присоединитесь ко мне. На любой стадии развития этого конфликта.