Ветвящееся время. История, которой не было
Шрифт:
В полном соответствии с принятой конституцией, Российская империя разделяется на самоуправляющиеся области – державы, по терминологии Муравьева, или земли.
Принятие конституции вызвало если и не восторг, то удовлетворение у большинства участников революции и сочувствующих им. Несмотря на весь радикализм некоторых членов движения, большая часть декабристов не шла в своих планах дальше конституционной монархии, причем даже республиканцы по убеждениям полагали, что «введение народоправства» в России преждевременно(хотя одно время, в 1820 году тайное общество и склонялось в пользу республики, но позже
В это же время происходят глубокие реформы буквально во всех основных сферах жизни государства. Армия и флот реорганизуются по образцу Семеновского полка в период до 1820 года, и прежде всего отменяются телесные наказания. Способным солдатам резко облегчается путь к офицерскому званию. Уничтожается бессмысленная муштра, и возрождается петровский принцип «учить тому, что нужно для войны».
Неудобные мундиры прусского образца заменяются более практичной формой, чей внешний вид соответствует национальному духу. В нашей истории даже к этой простой и разумной мере пришли только в шестидесятые годы ХIХ веке, при военном министре Милютине.
Вообще происходит решительное очищение армии от насаждавшегося десятилетиями прусского духа, с его поклонением шагистике и внешней стороне службы.
Срок службы сокращается, как и предусмотрено манифестом, до пятнадцати лет, причем уволенные со службы солдаты получают земельные наделы в осваиваемых областях восточных территорий России.
Вначале, власти намереваются полностью ликвидировать военные поселения, но позже принимают решение лишь радикально изменить господствующие в них порядки. Часть поселений действительно упразднена, а оставшиеся превращаются в нечто подобное казачьим станицам.
В соответствии с идеями Сперанского осуществляется реформирование корпуса государственных служащих.
Вводятся регулярные аттестации чиновников – от самых низших до высокопоставленных, оказавшихся непригодными безжалостно увольняют.
Одновременно, в соответствии с конституционными нормами, императорский двор лишается какого – бы то ни было влияния на реальную политику, будучи низведен до положения личной прислуги императорской семьи – не более того.
Не менее важно, что от власти отстраняется многочисленная прослойка представителей аристократии немецкого происхождения, обладавшая обширным влиянием при дворе, своим германофильством и непониманием действительных нужд России (а зачастую – и открытым к ним презрением) приносившая немалый вред. Среди наиболее ярких ее представителей – граф Клейнмихель, министр путей сообщения, отрицавший пользу железных дорог.
Другой – небезызвестный Нессельроде, николаевский министр иностранных дел, считавший, например, что Сибирь, это «ледяной мешок, куда Россия складывает свои грехи», и на этом основании считавший ненужным освоение Дальнего Востока, превратил свое министерство в филиал австрийского. (118, 287;103, 44)
На их место выдвигаются даровитые и честолюбивые представители сочувствующей декабристами части общества – а это по меньшей мере десятки тысяч представителей образованного и мыслящего слоя.
Автор, разумеется, далек от мысли изобразить дальнейшее развитие событий российской жизни как гладкий и бесконфликтный путь прогресса, и тем более – от того, чтобы безоглядно идеализировать тех, кто в данном варианте событий оказался бы у власти.
По прежнему глухая борьба идет между республиканцами и монархистами, а также между теми, кто выступает за дальнейшую либерализацию, и теми, кто подобно примыкавшему к декабристам Ф. Герману, утверждал, что «…нам потребен другой Петр, со всем его самодержавием». (66, 179)
Все это само собой порождает политические интриги и борьбу группировок, не хуже (вернее не лучше), чем до того – при дворе.
Продолжают существовать и расхождения между членами бывших Северного и Южного обществ.
Были бы и подозрения в бонапартизме, и упреки в недостаточной революционности, и как ответ на последние – обвинения в авантюризме – словом все то, что сопровождает любые радикальные изменения в обществе.
К политическим разногласиям, к тому же прибавляются и личностные. К примеру, напряженные отношения устанавливаются между генералом Ермоловым и Павлом Пестелем, которого генерал знал по совместной службе на Кавказе, и о котором составил весьма нелестное мнение. (72, 387)
Однако, нет никаких причин утверждать, что эти споры могли бы разрешиться, и тем более неизбежно бы закончились, кровавой резней между победителями, как это безапелляционно утверждает Бушков.
Скорее, можно предположить, что группировка радикалов, во главе с тем же Пестелем, была бы отстранена от реальной власти, и удалена от большой политики – возможно, что и в самом прямом смысле: их вполне могли бы послать в провинцию, якобы для того, чтобы они способствовали лучшему укоренению революционных нововведений в жизни глубинки.
Зато в руководстве России выделяется группа прагматически настроенных деятелей и реформаторов, по тогдашней терминологии – «дельцов», вне зависимости от своих взглядов и прежнего положения, ориентирующихся на решение проблем стоящих «здесь и сейчас». Меньше всего они склонны думать о соответствии их действий какой либо теории.
Подобное более-менее спокойное течение политической жизни в послереволюционной России обуславливалось бы одним немаловажным обстоятельством. Если, как уже говорилось, положение в стране в конце правления Александра, вызывало широкое недовольство, и идеи радикальных изменений, владели умами десятков тысяч представителей «политического класса» империи, то после победы декабристов, мысль о дальнейших потрясениях осталась бы достоянием действительно узкого круга радикалов. Добавим, – что важнее всего, не имеющих опоры в армии.
Каковы могли бы быть внешнеполитические аспекты победы дворянской революции в России?
А. Бушков, например, заявляет о практически неизбежной иноземной интервенции. При этом он демонстрирует откровенное незнание и непонимание тогдашних политических реалий, бездумно проецируя события ХХ века на ХIХ.(12,467)
Позволим спросить – какая из тогдашних стран могла бы начать войну с революционной Россией?
Англию, с ее малочисленной сухопутной армией можно сразу исключить.
Франция, все еще не до конца оправившаяся после разгрома в войне 1812 – 14 годов, сталкивающаяся со значительными внутриполитическими трудностями, связанными с сопротивлением народных масс Реставрации, также отпадает.