Ветвящееся время. История, которой не было
Шрифт:
Мнение – «Россия не может быть более несчастлива, как оставаясь под управлением царствующего императора», было очень широко распространено.
И вывод, сделанный декабристами: «прекратить царствование Александра», был вполне закономерен. Что же до методов… Было бы странно, если бы боевые офицеры, да вдруг стали непротивленцами в духе Льва Толстого.
Заговорщики имели основания надеяться на победу. Тем более, перед их глазами был пример успешной деятельности греческой «Этерии», организовавшей победоносное восстание против османского владычества (многие русские офицеры, включая знаменитого генерала – героя Отечественной войны А. Ипсиланти, в нем участвовали). (66,179)
Особое же впечатление на будущих декабристов
Под контролем членов Южного общества полностью находятся три полка (Полтавский, Черниговский, Александринский гусарский Артамона Муравьева), кроме того на их стороне немало офицеров других воинских частей.
Вначале, предполагалось выступить в 1823 году, на императорском смотре войск – силами вышеупомянутых четырех полков, арестовать царя и приближенных и от имени монарха в вести в действие конституцию.
Наконец, на собрании членов обеих обществ – Северного и Южного – принято твердое решение: выступить в мае 1826 года, во время маневров на Украине, намеченных в честь четвертьвекового юбилея царствования Александра I, где ожидается присутствие самого императора. План примерно таков: силами подчиненных им частей захватить императора и всех находящихся при нем, и от его имени ввести в действие конституцию.
Но внезапная смерть Александра в Таганроге и ситуация междуцарствия, когда отречение Константина было обнародовано уже после провозглашения его императором, подтолкнуло заговорщиков к решительным действиям в декабре 1826-го.
Как хорошо известно, благодаря отчасти ряду случайностей, отчасти – нерешительности руководства, выступление потерпело поражение. Все потери для правящей элиты свелись к гибели петербургского генерал-губернатора Милорадовича.
Кстати, именно граф Милорадович немало способствовал созданию революционной ситуации, настояв на присяге Константину, хотя был осведомлен о наличии завещания в пользу Николая и отречении его старшего брата. Свое решение он обосновывал вроде бы убедительным доводом о необходимости избежать междуцарствия – «корона для нас священна». Члены Государственного Совета пытались возражать, но Милорадович поставил их на место заявлением: «У кого шестьдесят тысяч штыков в кармане, тот может смело говорить», при этом, по свидетельству придворного Рафаила Зотова, выразительно похлопав себя по карману. Правда, он добавил, что в воле Константина будет подтвердить свое отречение, и тогда-то «мы и присягнем… Николаю Павловичу».(66,243) За скобки выносился вопрос: что делать, если императору Константину вдруг да не будет угодно отречься вторично, но надо думать, замечание о шестидесяти тысячах штыков брошено было не зря.
Узнав о событиях в столице, члены Южного общества, несмотря на поражение товарищей, намерены выступить – вдохновленные, опять – таки, опытом Испании, где победоносное восстание началось в провинции.
Однако Артамон Муравьев неожиданно отказывается участвовать в восстании более того, он в присутствии других членов общества выражает желание отправиться в Петербург и покаяться лично царю.
Но члены южного общества все же решаются на выступление, и поднимают Черниговский полк. В их планах – либо удар на Киев, лежащий на расстоянии дневного броска, с его небольшим и не слишком надежным гарнизоном, либо – на Белую Церковь, либо, наконец, на Житомир – поднимать Соединенных Славян. Выдвигаются также и предложения – привлечь на свою сторону окружающие воинские части, отправив в их расположение верных людей, с тем, чтобы арестовать их командиров, передав власть своим сторонникам. В итоге ограничиваются посылкой в Киев одного прапорщика и трех солдат, с листовками и адресами единомышленников (арестованы в тот же день).
И вновь то же самое промедление, что погубило восставших на Сенатской площади. Три дня – с двадцать девятого декабря по первое января, черниговцы не предпринимают решительных действий, дав возможность командованию отвести ненадежные части и подготовиться к подавлению мятежа. Третьего января полк, поредевший в результате бегства части солдат и офицеров, атакован на марше и разгромлен артиллерийским огнем.
Так закончилась первая русская революция, хотя именно она имела больше всего шансов на успех из всех, когда-либо в России случавшихся.
А как могла пойти история, если бы фортуне было угодно оказаться благосклонной к декабристам?
Как это уже принято, автор предложил в качестве поворотного события один из эпизодов восстания 14 декабря, относительно хорошо известный широкой публике, благодаря литературе и кинематографу.
Итак, 14 декабря 1825 года, вторая половина дня. Положение правительственного лагеря осложняется с каждым часом. Массы простого народа, петербургской «черни», высыпавшие на улицы, выражают явное сочувствие делу восставших. (65,191) Полки, не примкнувшие к восстанию и как будто хранящие верность Николаю Павловичу, тем не менее не горят желанием вступать в бой со своими вчерашними товарищами, крайне неохотно и медленно выполняя приказы. Надо полагать, провозглашенные декабристами лозунги находили тайное сочувствие у многих офицеров. К декабристам перебегают солдаты из правительственных частей, умоляя продержаться до темноты, обещая в этом случае перейти на их сторону. И вот именно в этот момент, лихорадочно пытавшийся собрать верные части Николай, сопровождаемый конногвардейцами, столкнулся у здания Главного Штаба с ротой лейб – гренадер, возглавляемых другим Николаем – поручиком Пановым.
Дальнейшая трактовка событий диаметрально противоположна в изложении обоих участников. По воспоминаниям самого императора, он остановил гренадер, и, узнав, что они «за Константина», якобы спокойно скомандовал окружающим его кавалеристам освободить дорогу, сопроводив это сакраментальным: «Тогда вот вам путь». По показаниям же самого Панова, дело обстояло несколько иначе. «Встретив кавалерию, нас останавливающую, я выбежал вперед, закричал людям „за мной!“ и пробился штыками…» (65,187)
Косвенным образом правоту декабриста подтверждает сам Николай Павлович, в переписке с принцем Вюртембергским упоминая о грозившей в тот момент его жизни непосредственной опасности: «Самое удивительное, это то, что меня не убили в тот день…» (103,34). Вот вам, уважаемые читатели, нагляднейшая иллюстрация несовершенства всех детерминистских исторических концепций. Какой-нибудь солдат-первогодок, недавний крепостной мужик, взятый в рекруты буквально от сохи, мог одним ударом штыка перевернуть течение и российской, и всей мировой истории.
А теперь представьте, что именно это и происходит – в завязавшейся схватке кто-то наносит императору смертельную рану, даже не имея представления: кто перед ним.
Стремительно разносится поражающая воображение, и повергающая его сторонников в священный ужас весть – только что короновавшийся император убит в случайной стычке.
Собранные им с великим трудом верные части обезглавлены, организовать противодействие повстанцам некому.
Среди охваченных страхом и растерянностью придворных и военных чинов обязательно находятся такие, кто, видя безнадежность ситуации, предпочитает перебежать на сторону сильнейшего – к повстанцам.
Узнав о гибели кандидата в самодержцы, руководство декабристов решается, наконец, не дожидаясь появления князя Трубецкого, на активные действия, и собранные на Сенатской площади войска переходят в наступление.
Сопротивления им никакого не оказано – просто некому отдать приказ о нем, и взять на себя ответственность, с риском в случае неудачи лишиться всего, включая голову.
Напротив, многие командиры частей, втайне колебавшиеся, совершенно искренне присоединяются к революционерам.