Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]
Шрифт:
— Пунакс глуп, — сказал Атрет. — Он же свободен. Почему он не возвращается к себе на родину?
— Он пытался, но у него в Галлии никого не осталось. Жена умерла, а детей воспитали и вырастили другие люди. Его народ какое–то время был рад его возвращению, а потом стал его избегать. Из Галлии его увезли простым пастухом. А вернулся он воином.
— Я не был пастухом.
— А что тебя ждет в Германии? Молодая жена, с которой осталось твое сердце? Ты хочешь сказать, что она будет ждать тебя десять, а то и двадцать лет, пока ты не вернешься?
— У меня нет жены.
— Ну, хорошо, твое селение?
Атрет ничего не ответил. Когда он вспоминал, что он потерял, в нем закипал гнев. Бато остановился возле хлебной лавки и купил хлеба. Разорвав хлеб на две части, одну он протянул Атрету.
— Ни у кого из нас в прошлом ничего не осталось, Атрет, — хмуро сказал он. — Я был вождем. Теперь я раб. Но иногда раб в Риме живет лучше, чем вождь побежденной страны.
В лудус они вернулись молча.
Кай Полоний Урбан был самым красивым мужчиной из всех, которых Юлии доводилось видеть. Когда она познакомилась с ним у Калабы, он только улыбнулся ей и взял ее за руку, но этого было достаточно, чтобы она едва не потеряла сознание от нахлынувших на нее чувств.
И вот теперь она смотрела то на него, то на Калабу, о чем–то беседовавшую с женщинами. Именно в таком месте ей хотелось проводить время, именно этого она желала. Да, отец смягчил те ограничения, которые первоначально наложил на нее, но ей этого было мало — тем более, если учесть, что одно из условий смягчения ограничений со стороны отца как раз и состояло в том, чтобы она не ходила к Калабе. Но Юлия не только не согласилась с этим условием, а назло стала ходить к ней еще чаще. Просто она стала лгать о том, куда и с кем она идет, и делать все, чтобы создавать видимость послушания отцу. Так она избегала конфликта — и сопутствующих наставлений, — который непременно бы разразился, если бы отец узнал, что она продолжает дружить с Калабой.
Марк, как и родители, не был в восторге от Калабы. Более того, он презирал ее. К счастью для Юлии, он часто уезжал по делам в северную Италию и пропадал там месяцами. Пока его не было в Риме, отец занимался своими делами, а мать вообще не знала о жизни за пределами дома, поэтому Юлия могла делать все, что ей заблагорассудится. Она считала для себя огромной честью быть подругой Калабы, эта дружба придавала ей ощущение собственной значимости. Всем, кто приходил к Калабе, хозяйка ясно давала понять, что Юлия — ее лучшая подруга. И при этом для Юлии никто в собрании Калабы даже близко не мог сравниться с Каем Полонием Урбаном.
Кай часто бывал в гостях у Калабы, и одно его присутствие приводило Юлию в трепет. Достаточно ему было взглянуть на нее, как ей в голову приходили забытые мысли. Октавия говорила ей, что Кай — любовник Калабы, но такая неприятная информация лишь придавала ему значимости в глазах Юлии. Какой мужчина мог удовлетворить такую женщину, как Калаба? Только такой, с которым не мог бы сравниться ни один мужчина в мире. Но если Кай принадлежал Калабе, почему он так смотрел на Юлию? Кроме того, ей было известно, что и Октавия была от него без ума, — этот факт также только подогревал интерес Юлии к Каю.
Вот и сейчас
Усаживаясь рядом с Юлией, Кай слегка улыбнулся. Он видел, как она взволнована и даже напугана; ее невинность забавляла его.
— Ты согласна со всем, что говорит Калаба?
— Она восхитительна.
— Неудивительно, что ты ей нравишься.
— А ты не согласен с тем, что она восхитительна?
— Спору нет, она намного опередила свое время, — сказал он.
По мере того как они говорили о взглядах Калабы, Кай начинал понимать, как мало Юлия в действительности знает о ней. Он увидел, что эта юная подруга Калабы ограничена в своем понимании всего того, что находится за пределами ее мира, и, конечно же, Калаба открывала людям только то, что они хотели видеть. Она была очень ловкой. Кай не сомневался в том, что у Калабы были какие–то планы относительно этой юной особы из семьи Валериана, но не знал, какие именно. Он знал точно, что Калаба ни к кому не тянется просто так, а она принимала Юлию в круг своих близких друзей, относилась к ней с особой теплотой, вызывая тем самым зависть в тех людях, которые знали Калабу уже давно.
— Мне казалось, что тебе больше нравится Октавия, Калаба, — сказал он ей как–то, вспоминая о том, что хотел завязать с Октавией мимолетный роман. — Она такая податливая.
Но Калабу не так–то просто провести. Она лишь загадочно улыбнулась и указала на те практические аспекты, по которым она решила обратить пристальное внимание на Юлию.
— Ее семья располагает деньгами и положением в обществе, Кай. Политических связей у них нет, если не считать Марка, друга Антигона. Ты должен помнить, год назад он получил место в курии. Если завяжешь с ней роман, тебе это может пойти на пользу.
— Если уж Марку Валериану не нравишься ты, то вряд ли ему понравится кто–то из твоих бывших любовников.
Она засмеялась своим сардоническим смехом.
— А разве ты у меня бывший? Я просто дала тебе свободу. Ты прекрасно знаешь, что просто потерял со мной покой. Ты обратил внимание на то, как Юлия смотрит на тебя?
Его губы скривились в хищной улыбке.
— Еще бы я не обратил! Она такая милая, — перенести внимание с Октавии на Юлию Валериан не представляло для него большого труда.
— Семья Юлии могла бы оказаться для тебя весьма полезной.
— Пытаешься избавиться от меня, Калаба? Неужели я напугал тебя в тот вечер своей страстью?
— Меня, Кай, ничто не может напугать… по крайней мере, из того, на что способен мужчина. Но то, что приводит тебя в восторг, не радует меня. Я всегда стараюсь быть великодушной и желаю счастья своему дорогому–дорогому другу. Я не та женщина, которая тебе нужна. Вот Юлия Валериан — другое дело.
Кай знал, что Калаба ничего не делает, не преследуя при этом свои тайные цели, и теперь ему было интересно, почему она так настойчиво рекомендует ему свою любимую последовательницу. Он был просто заинтригован.