Вейн
Шрифт:
Вейн удивленно задрал брови, глядя на взволнованного отца Михаила. Из глубины комнаты на Дана с любопытством таращилась светловолосая девушка. В руке она держала перо, видно, писала под диктовку отца-настоятеля. Дан улыбнулся, вспомнив, сколько часов сам провел на этом месте, отбывая наказание.
– Хельга, можешь идти, потом продолжим.
Девушка неторопливо поднялась и одернула поморскую рубаху, расшитую лодками и рыбинами. На поясе у нее Дан заметил нож, слишком хороший для монастырской воспитанницы. Хельга тряхнула головой, отбрасывая за спину косу, и
– Во что ты втянул мальчика? Его ищут.
Шэт побери! И кто же вынюхал? Ведьма-жрица или ее братик?
– Сюда приходили ареры. Я успел отправить Юру в дальний скит, но они прорвались следом. Видит Создатель, я пытался их остановить, но сам оказался у лекарей. Когда поднялся… В ските никого, Евсей, их наставник, убит. Потом приходил Такер. Он рассказал, что видел Юру в Бреславле. Там о тебе и мальчике расспрашивали вооруженные люди.
Вейн ругнулся под нос. Все хуже, чем он думал.
– Что происходит, Дан? Во что ты впутал ребенка?
– Я впутал? Вот честное слово, отец Михаил, он сам ко мне первый присосался, как пиявка! Р-р-ребеночек!
Осекся под укоризненным взглядом настоятеля. Качнулась от соленого ветра штора, солнце ослепило на мгновение и снова угасло, спрятавшись за плотной тканью.
– Ну, хорошо, найду я его! – буркнул Дан. – Не знаю как, но найду и все исправлю. Пресветлой Ишей клянусь!
Бесшумно открылась дверь, и порог переступила Хельга. Потупилась, теребя косу.
– В чем дело? – нахмурился отец Михаил.
– Я подслушивала.
Дан хмыкнул. Раскаянья в голосе ни на медяк. А хороша! Губы сочные, хоть сейчас целуй. Брови черные, яркие под белой челкой. Глазищи темно-синие с прозеленью. Как морская вода на глубине.
– Отец Михаил… – пальцы зарывались в косу, распуская ее прядками. – Я подумала, а вдруг пригодится? Раз такое происходит.
– Хельга! Ты не сняла маячок!
– Ну… да!
За ночь крышу галереи разобрали и застелили дыру бумагой, на которой художник изобразил каменную кладку – в туманное утро и не отличишь от настоящей. Прыгай, вор! А не удержишься, тебя мягко примет груда перин. Не бойся, твоей жизнью рисковать не будут.
Ури свою роль сыграл отменно. Оун правильно повел разговор и выставил Дана из кабинета. Вейн, конечно же, унюхал узел. Все сбылось, как задумывали. И только она, Йорина, может оступиться. Как быстро истончилась связь! Еле ощутима – тень, память того, что вор владел даром. Как непрочен след! Вместо каменного моста, по которому водила отряд, – тонкая нить, натянутая над пропастью. Выдержит ли двоих?
Йорина замерла в оконном проеме. Влажный туман поднимался из расселины и заставлял подрагивать живот, холодил под сердцем. Рядом стоял Оун, и жрица чувствовала его запах. Никто другой не унюхал бы, а она в полной мере осознавала, как волнуется глава Воинского Совета.
В соседней комнате загремело железо о камень – вейн вытащил заранее обточенный прут. Йорина с силой закусила губу, чтобы не крикнуть: «Остановите его!»
Дан выбрался наружу и повис, навалившись животом на подоконник. Жрица подалась назад, следя, чтобы и краешек одежды не выдал ее присутствие. Оун больно сжал локоть. Пальцы словно тиски, да только вся мощь тренированных мускулов может оказаться напрасной.
Сдавленный крик – Дан ринулся в узел. Хоть и ждала этого, все равно вздрогнула, и одновременно с ней вздрогнул мир, пропуская вейна.
Один, два… Считала биение сердца – чтобы не слишком рано и не слишком поздно. Три, четыре… Пусть вор уйдет, не почуяв слежку… Шесть, семь… и не растает тонкий, еле уловимый запах, за который Йорина готова заложить половину души… девять, десять… Да что половину – всю!.. двенадцать, тринадцать… Истончается след, того и гляди порвется, полетит осенней паутинкой… пятнадцать, шестнадцать… Пальцы Оуна мнут локоть… восемнадцать… Пора!
Прыгнула, на долю мгновения захлебнувшись ужасом – не получится! Но закружились пространства, свиваясь коконом. Мотнуло из мира в мир – вспыхнуло солнце над песчаными дюнами и тут же растеклось нестерпимым жаром, оплавляя черные стены, – мотнуло и выбросило сюда, в маленькую комнатушку. Успела увидеть, как закрылась за вейном дверь.
Йорина приникла к косяку, смиряя колотившееся сердце. Его стук заглушали голоса:
– …из узла в узел. Мне нужно попасть хотя бы в один, который он прошел, – юный, девичий, звенит от волнения.
– Бреславль?
Это сказал Дан.
Неслышно шагнул ближе Оун, но Йорина выставила руку, заставляя воина вернуться на место.
– Отец Михаил, я уже не ребенок!
– Вот именно. Ты – юная девица. И хочешь, чтобы я отпустил тебя с этим?
– Ну знаете ли! – Дан от возмущения, кажется, вскочил. Скрипнули доски, послышались шаги.
– Я могу за себя постоять! Я – вейна! Я не просижу всю жизнь под вашим крылом!
Жрица скользнула к противоположной стене, обходя отмеченный каменной плитой узел. Тут, за плотным занавесом, висела одежда – все больше ношеная, мужская и женская, разных размеров и фасонов. Оун подал руку, помогая шагнуть на скамеечку с обувью. Йорина встала между дорожным плащом и платьем. Опустился полог. Теперь придется полагаться только на слух. Глухо доносился шум моря – волны перебирали гальку, обтачивая края. То разгорался, то затихал спор за дверью. Зашуршала ткань – это шевельнулся Оун. Нашарил ее руку и стиснул запястье. Пальцы горячие и твердые, но странно робкие для воина. Жрица раздраженно отстранилась.
– Не сейчас. Как только я шагну к узлу.
Резкий выдох сквозь сжатые зубы. Густо запахло багульником, и Йорину кольнуло чувство вины.
«Хорошо, – загадала она, – если все получится, я соглашусь». Оун – сильный, здоровый мужчина. Преданный. Умный. Крепко держит власть. Он заслуживает чести стать отцом новой жрицы Йкама и будет ей надежной опорой. Хватит корить его за то, что случилось с Эриком!
«Слышишь, Двуликий?»
Токовала птица. В едва тронутом сумраком воздухе светились силуэты берез. Густо темнели сосны.