Везунчик
Шрифт:
– Бери больше, любезный! – глаза его забегали по Егору снизу вверх, но так и нигде не остановились. – Вижу, объемы тебе нужны, угадал?
– А если и угадал, неужто у тебя они есть? – вопросом на вопрос ответил Булыгин. – Картошка нужна и мука, – не стал юлить перед этим барыгой.
Незнакомец тут же взял его под руку, отвел чуть в сторону из толпы, и, заглядывая в лицо, сказал.
– Высоко берешь, любезный, высоко! Но что не сделаешь для хорошего человека!?
Егор и раньше слышал, что некоторые его земляки неплохо пристроились во время войны, и живут теперь припеваючи. Об этом не раз говорил ему покойный дядя Кирюша Прибытков. «Кому война, а кому…… А вот теперь и он сам увидел таких людишек.
Где-то в душе даже шевельнулся червячок зависти к ним.
– А чего такой тощий, если при продуктах состоишь? – не преминул поддеть незнакомца. – Аль глисты замучили?
– Не смейся, любезный, чахотка у меня, – мужичок даже не обиделся. – Не будем про мое здоровье. Давай лучше про тебя.
Он еще плотнее прижался к Егору, успевая одновременно окидывать взглядом весь рынок.
– Только, любезный, о серьезных делах надо и говорить серьезно, – подвел Булыгина к пустому прилавку, моментом уселся на голые доски, уровнялся с ним ростом.
Егор повертел головой, разыскивая бабу Мотю.
– Меня ищешь, соколик? – опираясь на батожок, она стояла рядом.
– Тебя, тебя! Не потеряйся, ты мне нужна будешь.
– Хорошо, милок, куда я денусь?
Рынок гудел, шумел, двигался. Кто-то предлагал еще довоенные спички в обмен на ведро картошки, кто-то выменивал керосин на корочку хлеба. Сквозь толпу шныряли местные полицаи: у них был свой интерес.
Егор с опаской проводил взглядом двоих полицаев, что слишком уж долго и заинтересованно смотрели на него.
– Не бойся, любезный, – успокоил его незнакомец. – У тебя взять нечего, вот они и не будут тебя трогать. Ты лучше скажи, чем рассчитываться будешь?
– А ты не торопи меня, – грубо ответил Егор. – Может, зря только с тобой воду в ступе толку? Где товар? Поглядеть хочу!
– Какой же дурак такое добро на базар попрет в наше-то время, любезный? – ироничная улыбка коснулась тонких губ. – Хочешь, чтобы людишки разорвали на части и тебя и товар?
– Ну и кота в мешке покупать не хочу.
– Эх, Фома неверующий! – незнакомец соскочил с прилавка, снова взял Егора под руку. – Часть принесу, покажу. Но и ты покажи: может, мне зазря бегать-то и не стоит, любезный?
Булыгин засунул руку в карман, показал крестик и перстень, не выпуская их из рук.
– Ты кого обмануть хочешь, любезный? – зашипел незнакомец. – Твоим цацкам грош цена в базарный день!
– Что-о-о? Что ты сказал? – от такой наглости Егор чуть не потерял дар речи. – Да за этот перстенек вагон картошки с мукой взять можно! – схватил мужичка за ворот, приподнял от земли. – Два мешка картошки, и два мешка муки! Только тогда я буду говорить с тобой, любезный!
– Отпусти, дурак! На нас уже люди смотрят! – выскользнув из рук, стал приводить себя в порядок. – Загнул ты лихо, согласен на половину. И то, только ради тебя.
– Спасибо, кормилец! Только я не согласен.
– Ну, смотри, может, какой дурак и даст тебе твою цену, да где он столько товара возьмет в наше-то время? Если умный, поймешь, что на сковородке цацки не пожаришь, и супа с них не сваришь. Так что соглашайся, пока люди к тебе с добром. Упрашивать и два раза говорить не буду. Свой товар я всегда сбуду, с руками оторвут.
Егор замешкался: слишком категорично и правдоподобно говорит плюгавый. А веры ему все равно нет.
– Черт с тобой – тащи сюда. Я отвечаю! – решился Булыгин. – Только два мешка картошки и два муки. На меньшее я не согласен!
– Так не ценятся, любезный! – мужичок тоже нервничал, боясь потерять такого клиента. Егор это заметил, и стал наседать еще настойчивей.
– Твое крайнее слово?
– Полтора муки, полтора картошки, вот мое крайнее слова. Мука ржаная. Извини, пшеничную мучицу не подвезли, вагон в пути застрял, – не преминул съязвить незнакомец.
Егор некоторое время молчал, прикидывая что-то в уме, и, наконец, решительно заявил:
– Ладно – ни вашим, ни нашим. Тащи!
– Жди меня во-о-он там, у коновязи, – показал рукой мужичок, и растворился в толпе.
Булыгин еще некоторое время потолкался по базару, и стал выдвигаться к указанному месту. В какое-то мгновение, он даже не заметил – когда, вокруг него появились три полицая, заломили руки, и поволокли из толпы.
– Вы что делаете, мужики? – попытался, было, еще сопротивляться, и тут же получил сильнейший удар прикладом в спину.
А его уже вывели в переулок, прижали спиной к стене какого-то сарая, и опытные руки полицаев начали обыскивать, выворачивать карманы.
По опыту он знал, что в таких случаях надо молчать, полностью подчиниться, что он и делал, безропотно выполняя все команды.
– Да у него ничего нет! – более молодой растерянно смотрел на своих товарищей, не понимая, в чем дело. – Как же, Плющ ведь говорил?
– Вы скажите, что ищете, и я помогу вам? – Егор сделал вид, что ничего не понимает.
– Пошел вон, – старший сильно толкнул его от себя, грубо заматерился. – Твою гробину мать! Кто-то из них нас надул! Ну-у и хва-а-аты!
Булыгин не заставил себя ждать, и тут же бегом пустился к рынку.
Плюгавый сидел на мешке картошки в условленном месте, у ног стоял куль муки.
Егор зашел сзади, ладонью левой руки закрыл ему рот, а потом резко и сильно крутанул голову набок, немного вверх. Такому приему его обучили еще в той жизни на занятиях в комендатуре. Вот и пригодилось. Раздался хруст сломанного позвонка на шее. Мужичок даже не дернулся, сразу обмяк. Прислонив его к забору, нахлобучил на голову слетевшую шапку, забросил на спину мешок картошки, муку пристроил подмышки, и степенно, неторопливо пошел на выход с рынка в сторону дома. Баба Мотя бежала следом, не отставая, постоянно крестясь и приговаривая: