Вглядись в его лицо
Шрифт:
— Да? — Сара открыла дверь, и ее черные глаза полыхнули тревогой. Она прикрыла их рукой от вспышек. — Что тебе надо?
— Дай войти, а то нас с тобой показывают в прямом эфире.
— Ты не имеешь права сюда являться! — Сара попыталась захлопнуть дверь, но Элен вовремя выставила вперед руку:
— Спасибо, я с удовольствием зайду.
Отпихнув Сару, она перешагнула через порог и очутилась в теплой, со вкусом обставленной гостиной. Она мельком заметила мебель, обитую серой замшей, и толстый ковер в тон. На полу перед широкоэкранным телевизором сидели два мальчика
— Погоди! Здесь мои дети.
— Вижу. — Элен постаралась скрыть собственные чувства и помахала детям рукой. — Привет, ребята! Как дела?
— Хорошо, — ответил один из мальчиков, не поднимая головы.
Сара захлопнула дверь и помахала рукой, привлекая к себе внимание сыновей.
— А ну, марш в свою комнату! — потребовала она тоном, не терпящим возражений.
Мальчики тут же положили джойстики и встали, поразив Элен. Такого послушания она не могла добиться даже от собственной прически, не говоря уже о сынишке. Как только дети ушли, Сара взяла пульт и выключила телевизор. Большой экран погас.
— Сара, как ты могла? — спросила Элен, сдерживаясь из последних сил. — Как ты могла так поступить не только со мной, но и с Уиллом? Как ты могла так поступить с Уиллом?
— Я ничего ему не сделала, во всяком случае, ничего плохого. — Сара попятилась назад, нервно одергивая на себе тоненький черный свитерок.
— Ты сама не веришь тому, что говоришь!
— Нет, верю и считаю, что я поступила правильно. Твой сын сейчас находится там, где и должен быть, то есть со своими настоящими родителями. — Сара как будто ничуть не раскаивалась. Она стояла, плотно сжав губы. — Я поступила правильно!
— Ты позвонила им вовсе не из-за того, что заботилась о них или об Уилле. Ты поступила так из-за денег. — Элен с трудом преодолевала порыв влепить Саре пощечину. — А потом сразу же уволилась из редакции. Конечно, зачем тебе теперь работать? Ведь ты разбогатела!
— Не важно, почему я так поступила. Самое главное — ребенок-то не твой. Он Тимоти Брейверман.
— Я сама собиралась позвонить им и все рассказать, но ты лишила меня свободы выбора!
— Ты бы ничего им не сказала. Всякая мать на твоем месте поступила бы так же.
— Может быть, ты бы так и поступила, но я ведь не ты! Из-за того, что ты сделала, Уиллу стало только хуже. Его грубо отняли у меня, вырвали из рук! — Элен больше не могла сдерживаться. — Без всяких объяснений, сразу, резко взяли и забрали! И теперь он, возможно, уже никогда не исцелится!
— Я всего лишь сказала правду.
— Не изображай из себя поборницу высокой нравственности! Ханжа несчастная… А кто шпионил за мной? Кто рылся в моем компьютере? Кто хитростью выманил у моего сына признание, куда я уехала?
— Он не твой сын. Он их сын.
— Он был моим сыном!
— Незаконно.
— Он был моим сыном до того, как я не стала сомневаться.
На глазах у Элен выступили злые слезы. Но даже сейчас в глубине души она понимала, что кричит не на того человека. Она злилась не на Сару. Сейчас она злилась на всех и вся. Злилась главным образом на то, что так случилось. И не могла остановиться.
— Что бы ни случилось, я бы ни за что не сделала подлость по отношению к твоим детям!
— Тебя сейчас не Уилл занимает, а ты сама!
— А знаешь что? Ты права. Я очень люблю моего сына и хочу вернуть его, хотя и понимаю, что это невозможно. Но больше всего мне хочется, чтобы он был счастлив, чтобы ему было хорошо. Если ему будет хорошо, мне тоже будет хорошо, но сейчас из-за тебя ему очень плохо, а я…
Сзади послышался скрип; обернувшись, Элен вздрогнула при виде неожиданного зрелища. Перед ней был Майрон Кримс, муж Сары. Он сидел в инвалидной коляске. Элен видела Майрона всего раз, год назад. Тогда он ходил вполне нормально. Тогда он был одним из ведущих хирургов в области торакальной хирургии. А сейчас он определенно тяжело болен. Черный свитер и брюки цвета хаки висят мешком; голова совсем седая. Под глазами черные круги, взгляд не вполне осмысленный.
— Где ты, дорогая? — спросил Майрон дрожащим голосом. — Я тебя звал.
— Извини.
Сара подбежала к мужу, склонилась над ним и что-то прошептала ему на ухо, а затем быстро выкатила коляску из комнаты. Когда Сара вернулась, ее лицо стало похожим на застывшую маску.
— Ну вот. Теперь ты все видела.
Целую минуту Элен не знала, что сказать.
— Я и понятия не имела…
— Мы это не афишируем.
— Что у него?
— Диабет. Тяжелая форма. — Сара поправила замшевую диванную подушку, хотя та и так стояла ровно.
— И… когда?
— Не знаю, сколько он еще проживет.
Элен покраснела.
— Я хотела спросить, когда у него… это началось?
— Тебя это не касается. Это не касается никого, кроме нас.
На лбу у Сары проступила преждевременная морщина. Почему она раньше ее не замечала? Элен все время казалось, будто только она одна — единственный кормилец в семье. Оказывается, она заблуждалась.
— Я сделала то, что считала нужным для спасения своей семьи, — сквозь зубы цедила Сара, глядя на Элен в упор немигающим взглядом. — Я сделала то, что должна была.
— Ты могла хотя бы предупредить меня. — Элен, у которой выбили почву из-под ног, хваталась за соломинку. — Хоть бы объяснила…
— И что бы ты мне посоветовала? Не брать деньги? — фыркнула Сара. — Тут так: либо моя семья, либо твоя. Я выбрала свою. Ты на моем месте поступила бы так же.
— Не знаю, — ответила Элен, помолчав с минуту.
Она вспоминала, что сказал ей полицейский в зале ожидания отделения неотложной помощи. «В шахматах такое положение называется патовым». Ориентиры сместились. Непонятно, что считать правильным, честным, а что — нет. Что справедливо, а что несправедливо. Она выместила гнев на Саре, но легче ей не стало. Голова отказывалась соображать. Сейчас Элен даже не знала, как бы поступила сама на месте Сары. Она знала только одно: Уилла больше нет. В груди на месте сердца образовалась глубокая дыра. Плечи у нее опустились, и она безвольно упала на диван и закрыла лицо руками. Вдруг рядом скрипнула подушка. Сара опустилась рядом.