Via Crucis
Шрифт:
– Ты на старушку зря косишься, – с нотками обожания в голосе сказал Борис, похлопывая Тойоту по мощному бугелю, сваренному из двухдюймовых труб, именуемому в народе “кенгурятником”. – Она живая и всё понимает. У неё имя есть. Дочь предложила назвать её Стрикс, мне понравилось.
– Что это означает? – полюбопытствовал Теплоструев.
– А вот, – Борис подошёл к задней двери автомобиля, где располагалась запаска в разрисованном чехле. Небольшая сова на толстой ветке зорко смотрела сквозь опустившиеся тёмно-синие сумерки на зрителя, под ней была витиеватая вязь из латинских букв, складывавшихся в слово “Strix”.
– Сова? – догадался Денис.
– Точнее, неясыть. Слышал о такой?
– “Уподобихся неясыти пустынней, бдех и бых яко птица, особящаяся на зде” – моментально процитировал Денис.
– Вот и дочь то же самое сказала, – сделал неопределённый жест рукой Борис. – Поехали!
– А Кара-Борис это ты, значит.
Показалось, что Борис немного смутился. Он нервно повёл плечом и сказал:
– С Афгана ещё прилепилось прозвище. Давно это было, но друзья не забывают.
Автомобиль был слишком шумным. Рельефные внедорожные колёса гудели, панели дребезжали и поскрипывали на все лады. Двигатель работал ровно, но его звук беспрепятственно проникали в салон. Боковое переднее стекло сползало от тряски, приоткрывая щель в два пальца, куда с сиплым свистом врывался встречный поток воздуха. Говорить приходилось громко, с напряжением связок. Но времени на долгие остановки не было, да и Денис рад был получить хотя и своеобразно настроенного, но заинтересованного собеседника.
– Ну что ж, вводи меня в курс дела, историк, – едва тронулись, попросил Борис Теплоструева.
– Крест, который мы ищем, называется Тимофеев крест. Он связан с именем епископа Зарецкого Тимофея Короткова. Фигура очень интересная, особенно в историческом контексте: настоящий монах в архиерейской мантии. Буквально месяц назад, под редакцией некоего архимандрита Вараввы Смарагдова, вышло жизнеописание епископа. Так, несколько листочков. Я его приобрёл и внимательно прочитал. Сказать, что я обалдел, мало. У меня просто нет слов!
– Что такое?
– Это фэнтезийная литература. Конёк-Горбунок какой-то! Ни ссылок, ни источников, ни подтверждений догадкам. Даты перепутаны, а некоторые факты явно относятся к другой эпохе. Но тираж! 5 тысяч экземпляров, каково!
Денис дал волю научно обоснованному негодованию. Как историк, он требовал организованного мышления и сверки всех данных даже для внутрицерковных брошюрок, считая, что и малые искажения не идут на пользу сохранению правильной атмосферы в вопросе почитания подвижников. Если факт нельзя подтвердить, лучше его не публиковать. А воспоминания богобоязненных старушек, как он убедился, это отдельный жанр, в котором витиевато переплелись былины, сельский магический реализм и басня.
– Исторические архивы, переписки, частные бумаги, свидетельства и мемуары! – продолжил возмущаться Теплоструев. – Ничего не нужно, ничего. Взял перо, бумагу, пару житий, составленных в шестнадцатом, а лучше в семнадцатом веке за образец, и давай, твори, автор, жги!
– С чего обычно начинают в таких случаях? – поинтересовался Борис.
– С хронологии. И она у меня есть.
Денис достал из старого армейского планшета, с которым не расставался (подарок деда Никиты любимому внуку) лист бумаги с печатным текстом. “Достоверная хронология жизни епископа Зарецкого Тимофея, в миру Тихона Короткова, составленная Дмитрием Теплоструевым”, гласил заголовок документа. Далее шёл перечень дат и имён, достоверность которых сомнения не вызывала. Борис взял лист и, продолжая придерживать баранку левой рукой и посматривать на дорогу левым глазом, косясь, прочитал: “Родился в 1721 году в Москве. Родители: отец – Константин Васильевич Коротков – помощник провизора, мать – Неонила Викеньтевна, урождённая Старостина. В детстве учился аптекарскому делу.
1745 год – окончание Коломенской саминарии.
1745 – 1750 служба в Коломенской семинарии учителем.
1750 года – поступление в Студиславльский монастырь, постриг в мантию.
1755 год – рукоположение в иеродьякона, затем в иеромонаха.
1764 год – назначение настоятелем в Илевайскую пустынь на Дону с возведением в сан игумена; вызов в Петербург для представления Екатерине.
Сентябрь 1764 года – июль 1770 года – игуменство в Илевае.
15 августа 1770 года – наречение во епископа Зарецкого в Московском Свято-Даниловом монастыре.
22 августа 1770 года – архиерейская хиротония в Успенском соборе Московского Кремля (хиротонию возглавил митрополит Московский Амвросий).
Сентябрь 1770 года – январь 1774 пребывание на Зарецкой кафедре.
Январь 1774 года – увольнение с кафедры.
Январь 1774 года – декабрь 1775 – затворничество в Лесноозёрском скиту.
Декабрь 1775 года – январь 1786 года жительство на покое в Зарецком монастыре.
Умер 3 января 1786 года”.
– Не густо, – разочарованно протянул Борис.
– Дай Бог, чтобы от нас хоть это осталось, – моментально парировал Теплоструев, пряча документ. – Зато точно.
– Откуда? – стрельнул глазами Борис на потёртый военный планшет толстой конской кожи, явно очень старый.
– Дед в войну в разведке служил.
С водительского сиденья донеслось что-то вроде уважительного “хм”.
– А теперь – то самое творение архимандрита Вараввы, – Денис извлёк на свет небольшую брошюру, изданную на толстой белёной бумаге. Сам текст жизнеописания епископа Тимофея был весьма кратким, но приложения содержали множество фотографий, подобранных как попало. Чаще всего на фото фигурировал сам автор в окружении учеников, учениц и последователей. В подписях тут и там упоминалось некое “Общество православных чиновников”, сокращённо “Опрачин”.
Денис громко и с нарочито театральными жестами начал читать текст брошюры.
– “Множество святых подвижников, старцев и святителей, страстотерпцев и мучеников за веру произрастила земля русская! Мы прославляем великих князей и государей, их жён и чад, епископов, игуменов, простых священников и благочестивых мирян. Все они, словно соль земли, обогащают русскую почву, чтобы и впредь на ней не переводилась отрасль добрая. Предстоя престолу Царя Небесного, святые земли российской ходатайствуют о процветании богодорованного нам отечества, являя зримый пример верного служения Богу, власти земной и России. Наша же задача бережно сохранять память обо всех, кто верой и правдой послужив своей родине, перешёл в селения вечные, обретя родину духа.
Благословенной памяти епископ Тимофей, в миру Тихон Коротков, родился в Москве в 1721 году в благочестивой семье Константина и Неонилы Коротковых. Отец его был известный в Москве врач, прославившийся своим искусством…” Вот с чего это они взяли?
Денис прервал чтение и возмущённо затряс брошюркой.
– Ладно, дальше. “ Безмездно врачевал Константин страждущих, пользуя не только людей знатных, но и не брезгуя простыми крестьянами. Мать будущего святителя отличалась особым благочестием, соблюдала все постные и праздничные дни, благотворила нищим, странникам, привечала больных и убогих. Милосердие этой доброй женщины было известно далеко за пределами Первопрестольной. С первых дней жизни Тихон проявил ревностное отношение к постам. Не вкушая молока матери своей по средам и пятницам, младенец вызывал удивление даже у видавших виды монахов и блаженных странников. Золотое детство Тихона прошло в тихих играх, молитвах и посте, под руководством любящих родителей и под сенью Покрова Пресвятой Богородицы. Повиновение его родителям было полным и безоговорочным, в чём мы можем узреть зачатки великого послушания будущего святителя Царю земному, пекущемуся о благе всех православных христиан. С раннего возраста мальчик обнаружил особое прилежание к молитве и службам в храме Божьем. Он легко выстаивал многочасовые великопостные бдения, удивляя священников своим неложным прилежанием. Дома он легко постигал науки под руководством отца и приходского священника, обучившись письму, чтению, арифметике и латинскому языку. Но мирская жизнь с младых ногтей не прельщала будущего святителя. Не видя для себя никакого иного пути, кроме монашеского, Тихон, с благословения благочестивых родителей, поступил в Коломенскую семинарию и закончил её одним из первых учеников, усердствуя не только в земных науках, но и в послушании семинарскому начальству. В течении семи лет после выпуска Тихон Коротков преподавал различные науки в семинарии, передавая премудрость молодым ученикам, почитавших его за любвеобильный нрав и терпение. Мудрый не по годам преподаватель некоторое время исправлял должность префекта семинарии, проявив себя и на этом поприще. Уже во время обучения Тихон дважды порывался уйти в Боровскую или Лужецкую пустыни…” Вот и не состыковка. На самом деле он пять лет жил в Коломне и преподавал в семинарии. И не различные науки, а латинский и греческий языки! Да и префект семинарии – должность очень высокая, а он вовсе без сана. Разве что несколько дней он эти обязанности исправлял, пока начальство отдыхает.