Вид с холма (сборник)
Шрифт:
— Как же мы будем теперь жить?!
А на третьем курсе, после известного съезда, по техникуму прошел слух, что «вождь» оказался мрачным тираном. А потом и официально сняли штору на прошлое, и люди увидели ужас. В одно мгновение памятники и портреты исчезли. Но не везде. До сих пор фотографии «вождя» украшают некоторые кабины грузовиков, а на барахолке за компрессорным заводом сидит «мастер», готовый сделать его татуировку.
— При нем был порядок и цены снижали каждый год, — говорит «мастер» со знанием дела.
Ну, а с окружной дорогой наши власти явно переусердствовали — она осталась как памятник лизоблюдам и подхалимам. Кстати, слух о ней оказался и не слухом вовсе; недавно встретил одного сокурсника
В нашем городе было немало достопримечательностей. На первом месте стояла башня Сююмбеки в Кремле. Она возвышалась над всеми старыми и новыми постройками, но по общему мнению имела угрожающий наклон, вроде башни в Пизе, и должна была вот-вот завалиться. Местные власти уверяли, что наклон башни кажущийся, некий оптический обман, но на всякий случай держали башню в лесах.
Второе место прочно занимало озеро Кабан. Озеро было не только излюбленным местом отдыха, но и местом, где проводились соревнования по гребле и гонки скутеров. Кстати, наши казанские гонщики на скутерах входили в сборную России.
Когда-то было еще более излюбленное место отдыха — остров Маркиз. Он лежал посреди Волги и красовался километровыми пляжами, причем песочек был чистый, белый, глубокий — прыгнешь с обрыва, утонешь по пояс. Лежишь, бывало, жаришься на солнце, а захочешь в тенек — пожалуйста, рядом сосновая роща и мягкая трава. Середину острова заполняли кустарники; ягоды так и сыпались — ежевика, малина; варенье варили все, кому не лень. Но потом построили Куйбышевскую плотину и все исчезло под водой. Горожане перебрались на Кабан, а за вареньем стали ездить в деревни. Конечно, Кабан не Маркиз, но все же не каждый город может похвастаться таким озером.
На третье место я поставил бы нас, то есть молодежь. Мы по многим показателям переплюнули своих сверстников из других городов. Мы первыми стали записывать пластинки на «ребрах» — рентгеновских снимках, и по размаху этого производства опередили всех. Первыми, задолго до нынешних рокеров, образовали мотоклан и придумали форму «металлистов». Даже наши стиляги, в смысле экстерьера, давали сто очков московским стилягам. Здесь своя причина — многие наши ребята служили в группе войск в ГДР и Польше и, демобилизовавшись, привезли самые модные шмотки.
Еще у нас имелась знаменитая барахолка за компрессорным заводом. На той толкучке был большой выбор всевозможных вещей: от кухонной утвари до произведений искусства, от швейной машинки до мотоцикла. Чуть в стороне находилась отдельная площадка, где продавались автомашины. За ними приезжали даже из других областей.
Но чем наш город славился по-настоящему, так это ипподромом, футбольной командой «Искра» и джаз-оркестром Лундстрема.
Ипподром находился рядом с окружной дорогой. По воскресеньям на бега и скачки съезжались не только горожане, но и жители близлежащих поселков и отдаленных деревень. Еще бы! Наш ипподром располагал редким подбором лошадей. Такими, как постоянный фаворит «фонарь» жеребец «Сан-Франциско» или кобыла «Баттерфляй». Они гремели далеко за пределами республики. И наши жокеи и наездники были не менее известны. И это в порядке вещей — ребят в татарских деревнях с детства сажают в седло. Скачки — национальная гордость Татарии; не случайно во время сабантуя они — гвоздь программы.
Центральное место на ипподроме занимал стенд немеркнущей славы — портреты лошадей, великих наездников и жокеев. Ну а на трибунах, естественно, правительственная ложа — «козырек», как ее называли завсегдатаи ипподрома. Городские власти редко ходили на бега, но «козырек» не пустовал — там восседали директора заводов и фабрик. На соседних лавках — «престижных местах» — располагались начальники
Наш город редко посещали театральные гастролеры. Раз в год в драмтеатре давала представление Свердловская оперетта или шел спектакль Куйбышевского театра. Попасть туда было невозможно — билеты распределяли среди начальства и скупались спекулянтами. Мать, помню, безуспешно пыталась достать билет, а мне эти гастроли были до лампочки. Зато междугородную встречу по футболу я не пропускал. Попасть на эти встречи было тоже непросто, но я с дружками пролезал на стадион через кладбище, благо оно соседствовало с трибунами.
Стадион «Трудовые резервы» располагался недалеко от нашей окраины. Перед входом стояли гипсовые парни с мячами и девушки с веслами; у парней поражали рельефные бицепсы, а у девушек вообще все формы, но нам было не до их прекрасных форм — мы стояли у входа в ожидании своих кумиров — футболистов команды «Искра», которых всех знали поименно, каждому подражали по мере сил…
А как мы «болели»?! Не то что теперь! Сейчас ведь не умеют «болеть». Сейчас сплошная ругань и свист. Современные «болельщики» понятия не имеют о тонкостях игры. Им подавай напор, лишь бы свои давили соперников, наваливались на ворота всей командой. Мы же «болели культурно»: по достоинству оценивали каждый трюк футболиста, независимо из какой он команды, «своей» или «чужой». К этому нас приучил наш многонациональный двор. Ведь что главное в футболе?! Кто победит, счет?! Но счет порой дело случая. И классность не все решает. К примеру, энтузиазм бьет класс. Главное — сама игра. Вот что главное. Общий рисунок игры, мышление, импровизация на поле! Даже если комбинация сорвалась, но замысел каков?! Вот в чем суть! Плюс индивидуальное мастерство. И теперь мне смешно, когда некоторые «патриоты» рассматривают поражение сборной страны чуть ли не национальной трагедией, а выигрыш — явным преимуществом нашей системы.
Под конец об особой нашей гордости — джаз-оркестре Лундстрема. Доподлинно известно, что Лундстрем, швед по происхождению, привез свой многонациональный оркестр из Шанхая. Долго мыкался по городам в поисках приюта, пока ему не разрешили осесть в Казани.
До оркестра Лундстрема музыкальным центром считался Парк культуры имени Горького. Вернее, его танцплощадка. По вечерам там играли разные оркестры. Играли в основном вальсы и танго; фокстрот считался «музыкой толстых» и был запрещен, а за рок-н-ролл могли отвести и в милицию. Но музыканты все же как-то умудрялись играть «современную музыку», а молодежь, естественно, «современно двигаться».
И вдруг по городу прокатился слух, что в Доме культуры на Пав-люхина играет джаз-оркестр Лундстрема. До сих пор остается загадкой, как наши власти рискнули отдать каким-то эмигрантам, играющим не «нашу» музыку, лучший в городе Дом культуры. То ли было указание из Москвы, то ли городские власти решили выделиться в новом качестве. Так или иначе, но концерты начались. Оркестр играл репертуар Глена Миллера. Мы, подростки с окраины, о билетах и не мечтали, но зато с черного хода Дома культуры мы видели часть сцены, а уж слышимость была — хоть куда!..