Вид с холма (сборник)
Шрифт:
Все это выглядело издевательством; со стороны можно было подумать — по поселку ползет какая-то всепроникающая, всеразъедающая плесень. Несколько раз я порывался положить конец дурацким новациям, обходил посельчан, взывал их к благоразумию, делал внушения, но они словно лишились языка — только отмахивались, а за глаза я слышал ругань на свой счет. С усталым упорством я твердил, что приусадебные участки выделены для подсобных хозяйств, а не для бездумного отдыха — для этого существуют санатории, но меня высмеивали, говорили, что я зануда с мелочным характером и всякое такое. Вскоре я понял, что в подобных делах одним внушением не обойдешься, но уже было поздно.
Ну,
В те дни на душе у меня было муторно. Я ходил, полный презрения, пребывал в унылой задумчивости, все пытался представить, чем закончатся эти нововведения, куда все это заведет. О наших соседях не говорю, меня уже все раздражало в них, даже как храпел на крыльце их старый пес. А их тарахтящая машина просто не давала мне покоя. Каждое воскресенье, желая покрасоваться, сосед гонял на ней встречать приятелей. Это был умышленный трюк, рассчитанный на легковерных посельчан: вот, мол, видите, как удобно иметь собственный транспорт! Покупайте, чего там! Он, сосед то есть, так и говорил, что комиссионные машины стоят дешево и, немного поднатужась, это каждому по карману. Он явно дурил посельчан, но зачем, я никак не мог взять в толк. Чтобы разгадать его задние мысли, я как-то попытался уточнить, что он имеет в виду, говоря о том, что купить машину может каждый.
— В самом деле, — невозмутимо ответил он, — подержанные машины стоят не так уж и дорого. Я смотрю, здесь у многих телевизоры, ковры, хрустальная посуда, а у нас ничего такого нет, зато мы имеем машину. С машиной чувствуешь себя свободней: в любой момент можно поехать к друзьям, выехать на природу, отправиться путешествовать, — он широко расплылся, давая понять, что его хитрости и уловки не так-то легко разгадать. — А в доме, мне кажется, главное — иметь книги и хорошую музыку… — в безмерной самонадеянности вещал он, точно пастор.
— У них не дом, а проходной двор, — в тот же день сказала мне жена. — Этой фифочке не семью содержать и не хозяйство вести, а выступать бы где-нибудь в ресторане. Сегодня смотрю — одной рукой держит мужа, а другой делает знаки его приятелю. Даже при нем устраивает любовные делишки. И он все ей прощает, тюфяк. Не может держаться как мужчина, — злость в жене все накапливалась. — А вчера влетела во двор, спешила так, точно за ней гнались бешеные собаки, и кричит своему муженьку: «Дорогой, в клубе идет замечательный фильм! Нам совершенно необходимо его посмотреть». Противно слушать! Необходимо посмотреть! Лучше б мужу брюки подшила, ходит как голодранец.
Соседку жена уже просто видеть не могла. Да, собственно, у них появилась взаимная ненависть. До грызни, конечно, не доходило, при встрече они даже раскланивались, но я замечал, с какими каменными лицами они потом расходились. Остальное дорисовывало мое воображение: я представлял, как однажды они набросятся друг на друга и оттаскают за космы. А что вы думаете, женщины на все способны.
— А их доченька бесстыдная, нет сил, — продолжала жена. — Ходит по поселку в шортах! Это с ее задом-то! Настоящая корова, противно смотреть! Идет здесь мне навстречу с каким-то парнем в обнимку, представляешь? Увидела меня, хоть бы устыдилась. Какое там! Нарочно еще ближе к нему прижалась. Ужас! Зловредней ее не бывает!
Жена
В середине лета я начал возводить на своем участке полиэтиленовый парник, чтобы на следующую весну раньше всех приступить к выращиванию овощей. Сами знаете, сколько на рынке стоят ранние овощи. Я работал целыми днями, под вечер прямо валился с ног от усталости, а соседи все развлекались: провожали одних гостей и тут же встречали других. И денег транжирили!.. Не знаю, сколько, но уж немало! Нас с женой на свои сборища они уже не приглашали. Больше того, разговаривая со мной, сосед уже не улыбался, а выказывал полнейшее безразличие ко всему моему существу. Не скрою, это немного заедало. Я, может, и не подарок, но все же не как некоторые, понятия о добрососедстве имею и считаю, что худой мир лучше доброй ссоры. Именно поэтому я решил наладить с ним отношения. Однажды, когда сосед, насвистывая, прохлаждался около дома, я окликнул его и доверительно сообщил, для чего строю парник.
— Если хотите, помогу вам построить такой же, — искренне сказал я. — И рассаду могу вам продать. Отдам дешево, по-соседски.
— Нет, что вы! Спасибо! — испуганно замахал сосед руками и, посмотрев на меня холодно, с явной неприязнью, чуть не выдал залп ругани. Потом перевел взгляд на мое уже почти законченное сооружение и усмехнулся.
Вот так, мать его за ногу! Извините за выражение. Вот что я получил за свое добросердечие. «Но ничего, — подумал я, — посмотрим на твое раскаяние, когда придет весна и когда ты увидишь наши свеженькие овощи!». Я уже видел его раскаяние и прямо стонал от удовольствия.
Закончив парник, я привез на участок две тачки навоза, и мы с женой стали его носить вилами в парник. Хороший такой, жирный навоз. И вот тут-то все и началось. Лучезарная улыбка соседки уступила место брезгливой гримасе.
— Дорогой, — обратилась она к мужу, сморщив нос, — откуда так ужасно пахнет?
Он кивнул в нашу сторону и пробурчал что-то едкое. И она, соседка то есть, ни с того ни с сего набросилась на мою жену. Вернее, почти набросилась. Она сказала с гордым высокомерием:
— Господи, и как женщины выносят такое?!
Это уж было слишком! Подобные слова для моей жены явились ледяным душем. Она вся вспыхнула, но не сразу нашла, что ответить. Соседка поняла, что переборщила, и, спохватившись, все перевернула:
— С утра до вечера работают в саду, и еще ходят по магазинам, и готовят, и стараются хорошо выглядеть…
Вот так эти хитрецы нас и облапошивали. А мы все проглатывали. Но, если говорить начистоту, втайне у нас созревали свирепые планы: я лелеял мысль, чтобы сосед разбил свою машину, а моя жена… — об этом я и думать боялся, но наверняка это была неслабая месть.
Но не о том речь. Самое странное, именно в этот момент, когда мы уже вовсю воевали с соседями, к ним все чаще стали наведываться поселковые: один шел что-нибудь одолжить, у другого заболел ребенок, у третьего было тяжело на душе, и он шел исповедаться. И они никому не отказывали, отдавали, дуралеи, последнее; забросив собственные дела, спешили помочь совершенно чужим людям. То один, то другой житель поселка при встрече мне говорил:
— Как вам повезло, что с вами соседствуют такие замечательные люди, приветливые, добрые. Мы их так любим!