Видали мы ваши чудеса!
Шрифт:
Дарёна сразу сбросила робость. Она еще по пути попросила у Горыни козью маску – и теперь с удовольствием прыгала, мемекала и угрожала рогами хохочущим мужикам и бабам.
На ночь рассыпались по избам. Дарёну пустила на сеновал старушка. Перед сном она накормила девочку гороховым киселем – так густо уваренным, что его пришлось резать ножом. Добрая старуха еще и полила кисель топленым маслом. Так что уснула девочка на сене сытая и счастливая, жалея лишь об одном: ей нельзя насовсем остаться с ватагой.
А рано поутру скоморохи двинулись к перевозу.
Идти
На крики перевозчик вышел из хижины, отвязал от колышка большую лодку и заработал веслами.
Этот плечистый пожилой дядька был суров, неразговорчив и безжалостен. Везти бесплатно на другой берег девочку он отказался наотрез. Его не убедили уговоры Матрёны: мол, куда же ребенку деваться? Он только махнул рукой: мол, пусть идет по проселочной дороге в деревню Зимники. Далековато, но дойдет. А там, глядишь, найдется работа и еда.
– Но мне обязательно нужно в Звенец! – вскинула руки к груди Дарёна.
– А коли нужно в Звенец, – то ли шутя, то ли всерьез сказал перевозчик, – так бродом иди. Во-он в той стороне – горелая сосна на берегу, молнией разбитая. Там брод и есть.
– Сдурел? – возмутилась Матрёна. – Какой дитю брод? Где взрослому по плечи, ей с головой будет! И теченьем ее унесет!
– Может, и унесет, – равнодушно отозвался перевозчик, отталкивая от берега тяжело осевшую в воде лодку. – Лучше ей и впрямь в деревню идти.
Разбитая молнией сосна на берегу была только одна, не ошибешься. А когда Дарёна спустилась с обрыва к самой воде, к прибрежным зарослям орешника, то увидела сквозь пронизанную светом толщу воды замечательное песчаное дно, наверняка надежное. Водорослей тут не было совсем, только ходила стайка мальков, играла в прозрачных струях.
Течением Дарёну унесет? Вот еще! Она прекрасно плавает. Да, Блестянка – широкая река, а брод наверняка годится лишь для взрослых людей. Но всё же она пройдет по дну хотя бы часть пути до другого берега, меньше придется плыть. А если течение отнесет ее далеко от дороги – подумаешь, потом берегом вернется. Покажет язык вредному перевозчику и пойдет в Звенец…
Девочка развязала и сбросила лапти, скинула онучи. Сняла платок и юбку, оставшись в длинной рубахе. Сложила одежду в суму, накинула суму так, чтобы она оказалась за спиной. И, держась за ветки орешника, ступила на твердое песчаное дно.
Даже здесь, у самого берега, вода была такой холодной, что Дарёна невольно взвизгнула.
Сделала шаг… другой…
И тут случилось странное, страшное.
Песок, только что надежный и плотный, вдруг стал вязким, втянул в себя ноги девочки. Дарёна в ужасе поняла, что прямо здесь, на мели, она уходит под воду. Девочка забарахталась, пытаясь вырваться из плена, но уходила всё глубже – и вот вода уже накрыла ее с головой!
Но тут Дарёна почувствовала, что кто-то тянет ее за косу. Песок отпустил ноги, девочка глотнула воздуха пополам с водой, отчаянно закашлялась…
Что-то понимать она начала, уже лежа грудью на берегу, а ногами в воде. Тело ее сотрясалось от кашля, но Дарёна уже сообразила: кто-то ее вытащил.
– Жива, глупая? – ласково спросил женский голос.
Дарёна справилась с кашлем, подняла голову – и встретилась взглядом с ясным зеленым взором.
Какая странная женщина склонилась над Дарён-кой! Прекрасное бледное лицо, волосы цвета ветвей орешника, в них вплетены листья. То ли орешник окружает незнакомку и прячет от глаз, то ли она сама вырастает из зеленых зарослей. И разглядеть ее в листве трудно: сморгнешь – и расплылось лицо, словно отражение на воде. Снова сморгнешь – опять красавица рядом, смотрит насмешливо, но не зло.
– Кто ты? – спросила Дарёна.
– Я бродница. Мы с сестрами храним броды по всей Блестянке – и ниже по реке Гремячей, от того места, где Блестянка в нее впадает.
О бродницах Дарёна уже слышала. Вроде не злые…
Опираясь на руки, девочка с трудом села и хрипло сказала:
– Плохо ты броды хранишь, раз тут люди тонут…
– А ты не вовремя в воду сунулась, – не смутилась бродница. – Мы незваных гостей ждем, нарочно все броды перепутали, дно топким сделали. Чтоб каждая вражина, которая попробует перейти на левый берег, об этом сильно пожалела. Ступил в брод – да по самый рот!
Дарёна хотела было сказать, что никому она не вражина. Но тут девочка сообразила:
– Ой! Варварцы?
– Они самые. Птицы и ветер принесли весть об отряде. На город не нападут, мало их, а вот в здешних деревнях жители уже детей спрятали в глуши. Заметили, стало быть, варварцев… А мы с сестрами на всякий случай превратили броды в топь. – Тут лицо бродницы исказилось, словно от боли. – Мы очень не любим, когда в речную воду льется человеческая кровь. А в прошлую войну эти пришлые негодяи вволю напоили нас кровушкой… Этот-то набег – не война, невелик отряд. Пошастают по берегу да уйдут. Но на тот берег им трудно будет перебраться.
– Ой, а мне-то как быть? Бродница, светлая госпожа, хоть меня-то пропусти!
– Не могу! Думаешь, легко превратить песчаное дно в топь? А я еще омутов там нарыла… Дня три оно так продержится, а потом снова всё станет по-прежнему. Мой тебе совет, девочка: пока не поздно, беги по тропке в деревню Зимники. Птицы говорят, что там мужики уже готовы уйти в чащу да в болото. Они-то здесь каждый куст знают. Если не опоздаешь, возьмут тебя с собой.
Ветви орешника сомкнулись, закачались под ветром. За ними больше не видно было лица речной девы.
Слабость разом отхлынула от Дарёны. Девочка поднялась на ноги, быстро оделась и обулась, легко вскарабкалась по обрыву наверх.
Да, бродница дала верный совет. Надо спешить в Зимники, пока деревня не опустела, пока не скрылись в лесу последние, самые неосторожные крестьяне…
Дарёна вернулась к дороге, уже видна была сверху хижина перевозчика…
И тут девочка увидела то, что заставило ее забыть даже о вражеском отряде, который рыскал поблизости.
Навстречу ей по берегу к перевозу шла Незвана!