Видимо-невидимо
Шрифт:
— Ну ты даешь, парень… — выдохнул Кукунтай, приподнимая Рутгера за плечи и разворачивая к себе. — Ну ты… — и онемел. Вокруг лба и впалых щек парня волосы по-прежнему торчали сосульками, немытые и нечесаные уже давно, тусклые, скорее рыжеватые, чем действительно рыжие — и уж точно не шли ни в какое сравнение с буйными локонами, вымахавшими на затылке. — Ну ты и начудил…
— Его правда больше нет? — выдавил Рутгер сквозь кашель.
Кукунтай возвел очи к сходящимся вверху тополиным ребрам яранги, вздохнул, улыбнулся и сгреб малого в охапку.
Тюлени, зайцы, поросята…
Рожали у Хо.
Мастер
— Да они вам, дедушко, весь бамбук стопчут, а что не стопчут, то подроют, а лягушечек ваших пестреньких — схарчат за милую душу.
— А если их не харчить, — философически возразил Хо, — то ведь и ступить скоро будет некуда.
— И то правда, — согласилась Ганна, осторожно стряхивая красную перепончатолапую тварюшку с сапожка.
И осталась с пузатой Мотрей в Бамбуковой роще до самых родов, а Хо по такому случаю созвал в гости все тех же неизменных Видаля, Мак-Грегора и Кукунтая, чтобы торжественную ночь скоротать и помощь оказать буде понадобится.
Мотря же категорически от помощников отказалась, да и свидетелей не возжелала, а с грозным хрюком и взревыванием удалилась в затянутые туманом кущи.
Сидели ночь у костра, прислушивались к стонам и шорохам в глубине леса, пили горячее вино из крошечных фарфоровых скорлупок, рассказывали истории.
Вот такую рассказал Кукунтай.
Одна маленькая Тюленька играла в волнах, прыгала и ныряла в серых волнах, верх-вниз, вверх-вниз.
А заяц собирал на берегу водоросли.
Тюленька увидела зайца и кричит ему:
— Оставь наши водоросли, не смей наши водоросли брать!
Заяц отвечает:
— Это не ваши водоросли! Ваши-то в море, а наши на берегу. Вот я наши собираю.
Тюленька сильно рассердилась на Зайца, что он водоросли берет. Стала громко кричать на него. Услышала бабушка Тюленьки, вышла из воды, спрашивает ее:
— Ой, чего кричишь?
— Меня Заяц обидел!
Бабушка рассердилась, захотела проучить Зайца. Увидел Заяц, что старая Тюлень выходит из воды, испугался, стал в нее камнями бросать. Размахнулся большим камнем, попал камень в голову Тюлени, упала она мертвая.
Набежала волна, подняла высоко маленькую Тюленьку, и она увидела, что бабушка убита.
— Абуу! — заплакала Тюленька и нырнула в волны. Прибежала в ярангу, стала будить дедушку. — Дедушка, вставай скорее, Заяц убил нашу бабушку!
Выплыл дедушка на берег, фыркает, отдувается, от усов водяные брызги летят. Увидел Зайца, зарычал на него:
— Выходи на бой!
— Нет, иди ты сюда.
— Я не могу драться на суше!
— А я не могу на воде! — говорит заяц.
Полез старик на берег. Заяц пустил в него камень.
— Теляппой! Ой, больно! — закричал старик Тюлень и повалился замертво.
Качается маленькая Тюленька на волнах, зовет бабушку с дедушкой, плачет.
Вернулся с охоты отец Тюлень, услышал от дочери, что убили его стариков. Рассердился на Зайца, скачет с льдины на льдину. Вот приблизился к берегу, кусок от льдины откололся и прямо Зайцу в лоб. Подскочил Заяц и шлепнулся мертвым на землю.
Отец маленькой Тюлени подошел к нему, отрезал уши и уплыл в море. Подплыл
Вышла на берег соседка Зайца — Лиса. Увидела, что сосед мертвый лежит, пошла в тундру, нашла листья травы, похожие на заячьи уши, и приложила вместо ушей.
Ожил Заяц, запрыгал от радости.
Потащили они тюленей домой. Позвали гостей, варили и ели мясо всю ночь.
Наутро им жалко стало старика и старушку. Вспомнили, что знали старую Тюлень и ее старика еще с тех пор, как были маленькими.
Связали они кости нерп, облили их жиром, помазали мозгом, завернули в траву и бросили в море. В воде забились, заплескались старик и старуха, плывут от берега в море.
Заяц и Лиса на радостях стали бить в бубен и плясать, а тюлени поплыли домой.
Внучка их увидела — тоже обрадовалась.
— Я бы тоже обрадовался, — наконец сказал Мак-Грегор. Постучал трубкой по ботинку, подул в нее, головой покачал.
Кукунтай пожал плечами: не мной придумано, не мне и передумывать.
— Ладно, я вот что про тюленей знаю, — сказал Маг-Грегор. — В былые времена у западных берегов милой земли их много жило. А были они на самом деле детьми Морского царя. Красивые были, смуглые, кареглазые… Как есть из себя люди, сильные и ловкие. Беззаботно жили: рыба сама вокруг вилась, и целыми днями они резвились, смеялись и пели песни в волнах, на берегу и в морских пещерах.
Но умерла их мать, а царь, конечно, погоревал-погоревал, да и женился на другой. А та, как оно бывает, детей от прежней жены возненавидела люто и навела на них чары. Туловище их стало неуклюжее и толстое, покрылось шелковистым мехом, у кого серым, у кого черным или золотисто-коричневым. Только красивые карие глаза не смогла отнять у них мачеха, и песни, которые они так любили.
Так и резвились они во всех морях, во всех соленых водах, плясали в волнах и пели удивительными голосами обо всем, что видели под небом и под водой. И только раз в году могли они найти тихое укромное место на берегу милой земли и собраться там — вот как мы с вами, одну ночь и один день, от заката до заката, точно как мы. Сойдутся все вместе, скинут тюленьи шкуры и станут такими, как были раньше — красивыми юношами, красивыми девушками. Всю ночь, весь день танцуют на берегу, подпрыгивают, плетут плетенья стройными ногами, говорят между собой человеческими голосами, радуются. А как начнет смеркаться, накинут на себя серые, черные, золотисто-коричневые шкуры и уплывут в море.
Рассказывают, что звали его Родерик, был он рыбаком, жил на одном из островов у берегов милой земли. Дом его стоял ближе всех к берегу. И однажды он вышел проверить, как его лодка сохнет на берегу, а может просто — тоска одолела. Бывает такое с молодыми. Шел вот так по берегу, сам не зная, куда — и пришел. За скалами, показалось ему, песни поют, смеются. А там место такое — с берега просто так не достать, сверху со скалы не спуститься. Но любопытство одолело, а может, голос чей ему сердце тронул… Подкрался к скале, полез по ней вверх, глянул за ее гребень, а там, на песке возле самых волн дети Морского царя играют и танцуют. Развеваются по ветру длинные волосы — черные, русые, рыжие, весело блестят карие глаза, стройные ноги чертят фигуры на песке, гибкие голоса сплетаются в песню.