Вихрь переправ
Шрифт:
– А ты разве не спал, когда я постучался в окно? – удивился Гамаюн, но Матфею показалось, что ворон прикидывается удивлённым. Да и как угадать тон речи, когда собеседник гнусавит и хрипит одновременно.
– Представь себе – не спал. Только вот прилёг и глаза закрыл, а ты тут как тут, – Матфею никак не удавалось перебороть возраставшее негодование из-за столь раннего визита.
– Ничего себе ты погулял! Ф-ух! – ухнул по-совиному Гамаюн. – Хотя, что взять с демона.
– Да нет, я не гулял всю ночь, если ты о праздновании, – возразил Матфей и, заметив насмешливый блеск в синих вороновых глазах, ткнул пальцем в лежавшую за подушкой у изголовья кровати книгу, да с раздражением прибавил. – А вот остаток ночи я провёл, читая твою книгу.
– Ну, это не моя вина, что ты не сумел разумно рассчитать свои силы, – невозмутимо парировал Гамаюн. Он удобно устроился в центре подушки, аккурат в круглой ямке, где минутой назад покоилась в предчувствии сладких грёз голова Матфея.
– Конечно, не твоя. Это я дурак. Надо было оставить чтение на день, а не пялиться до посинения остаток ночи, – выпалил Матфей, но выдохнув, сказал. – Кстати, интересная книга. А там реально всё правда?
– Безусловно, – произнёс Гамаюн и слегка качнул головой. – Но ты лучше ответь – а чему ты не поверил?
– Да там всё сплошь фантазия, – воскликнул Матфей, он уселся в центр кровати, скрестив по-турецки ноги, и плотнее обернувшись одеялом. – Уже то, что людины по заверению автора – то же самое, что демоны, для обычного человека, ставит над этим, неизвестным, кстати, трудом, огромный и жирный вопрос.
– Ах, вот оно что, – с неким облегчением прохрипел Гамаюн, звуки из его клюва казались смесью кашля и ехидного смешка. – Но, тем не менее, ты её прочёл. Ты мог лечь спать, но предпочёл её, а не сон. Не это ли удивительно?
– Я люблю фантастику, этим всё и объясняется, – парировал Матфей.
– Что ж. Правду во все времена воспринимали тяжеловато, больше доверяя проверенной и удобной сказочке, – вкрадчиво заговорил Гамаюн, явно готовя собеседника к чему-то сокровенному. – Если тебе с детства со всех щелей, со всех ртов твердят, что ты человек – у тебя и сомнений не возникнет в обратном. А тут, ба! Заявляется ворон и говорит! О, Дьявол Всезрящий! Говорящий ворон. И пускай бы он просто, как попугай, набор слов талдычил, и даже, бес с ним, если бы он говорил, но суть-то в том, что он говорит! А теперь подумай, Матфей. Послушай своё сердце и подумай: если я, Гамаюн, ворон из рода Чёрных, изъясняюсь с тобой на равных и, стало быть, мыслю, то почему всё написанное в этой книге не может быть сущей правдой?
Матфей не любил быстро сдаваться и легко уступать в спорах, и в этот момент он предпочёл оставить за собой маленькую ступеньку в лестнице диспута, послушавшись совета птицы, сомкнув веки и умолкнув. Гамаюн, уловив его настрой, не издавал ни звука и не шевелился, и возможно из солидарности закрыл глаза, а, быть может, его просто разморило до дремоты в душном тепле Матфеевой спальни.
– Ну, хорошо, – неожиданно резко прорезал сонную тишину решительный глас Матфея.
– Что хорошо? – встрепенулся ворон и обеспокоено взъерошился. – Что хорошо? Ты принял то, что дала тебе книга?
– Не совсем, – задумчиво откликнулся Матфей. Голос его будто из колодца звучал далёким и чужим эхом. – Это трудно. Нет, даже не так. Это, как решиться на преступление, за которое тебя изгонят из твоей вселенной.
– Понимаю. Чтобы принять в себя новый мир, старый должен сгореть заживо. А это сильнее, чем боль.
– Давай так. – Голос Матфея вернул себе прежнюю силу и уверенность. – Я вкратце скажу всё, что смог понять, а ты меня поправь, там, где я буду неточен.
– Хорошо.
– Как я понял, – продолжил Матфей, не глядя на Гамаюна, и, казалось, старательно избегая прямого взгляда ворона, – есть два ответвления, так называемого Племени Творца. То бишь – людины и демоны. Оказывается, людины – это тёмные и достаточно злобные духи, которых опасаются демоны. Если я ничего не путаю, то выходит, что людины – это бесы, а демоны – это люди. Путаница сплошная.
– Всё верно, молодой человек. Крух. Продолжай, – подбодрил его Гамаюн.
– И человечество, то бишь демоны, всю свою жизнь маскируется под Непроснувшихся или как их ещё называют, Спящих, но тут я запутался в причинах и прошу тебя мне разъяснить их.
– Да, не повезло вашему брату со свободой слова, – отозвался Гамаюн. – Мы, прислужники, хотя бы можем друг с другом вольно общаться и не опасаться за свою жизнь. А вот вам в этом смысле туговато. Нельзя демонам высовываться, иначе их легко вычленить из числа живущих.
– И чем это чревато? – спросил Матфей.
– А ты не догадываешься, молодой человек?
– Смерть? Но это банально. Я же не колдун и не огнедышащий дракон. Так за что меня убивать?
– Достаточно того, что ты со мной общаешься, – серьёзно заметил ворон. – И в тебя удобнее всего войти людину.
– Чего?! – Матфей зашёлся кашлем, поперхнувшись воздухом. – Бес овладевает демоном? Чуши большей не слыхивал!
– Ну и где здесь чушь? – терпеливо произнёс Гамаюн. – Если демон вселяется в человека – это, конечно же, нормально, это естественно. А вот бес в демона не может вселиться. Это чушь несусветная, выдумка больного разума.
– Ну, знаешь ли, я и в демонов-то не особо верю. Не верил до встречи с тобой.
– Ох, союзник, не завидую тебе, – ухнул Гамаюн. – Ведь демоны – это безобидная пилюлька, по сравнению с тем, что ты узнаешь через пять минут.
Тут за дверью послышались слабые, едва различимые шорохи. Гамаюн, бесшумно слетев с кровати, приземлился перед порожком и, мельком бросив взгляд в сторону Матфея, качнул тёмной головой. Молодой человек, ни о чём не спрашивая, как можно тише подкрался к двери и резким движением распахнул её. Ворон устремился в домашнюю темень и последовавшее за этим злобное шипение и отчаянная возня у Матфея не оставили сомнений: некто до поры сидел и подслушивал в коридорчике его с Гамаюном беседу, а теперь получал внушительную трёпку от разъярённой птицы.