Вихрь переправ
Шрифт:
– Матфей, ты закончил? Иди скорее в дом, тебе Юна звонит, – материн глас спасительным горном порвал невидимую нить гипноза, которой опутывало Матфея кошмарное видение.
Не успел он моргнуть, как странный малец исчез из привычной картины улочки, будто его и не бывало вовсе.
– Чертовщина какая-то, – сказал Матфей и трижды сплюнул через плечо, на всякий случай.
Будучи дома он себя скоро убедил, что видел ряженого ребёнка, загримированного под мертвеца. В последнее время малеваться под нечисть стало модной забавой. Вот и он, Матфей, стал жертвой розыгрыша одного из таких любителей.
Вечер
Наступил заветный час, и когда в доме Катуней глубокие тени сине-серой кружевной шалью накрыли собой всё пространство, тогда зажглись гирлянды, разом наполнив гостиную комнату внутри и со стороны улицы волшебством своих радужных живых огоньков.
И тогда на весь дом раздалась жизнерадостная трель звонка, возвестившая о первых гостях. Ими оказались неразлучные Нил Хотин и Юна Дивия с противоположной окраины Горниц. Их дома тесно соседствовали, потому молодые люди дружили с раннего детства, редко ссорясь и чаще заступаясь друг за дружку.
Особенно бойка была маленькая Юна, наголову меньше всех из честной компании Матфея. Худышка с короткими, как у мальчишки волосами, чёрными, пестревшие белыми полосками, она была обожаема друзьями и подругами за весёлый нрав и неиссякаемую энергию, коей никто из соприкасавшихся с нею, не оставался обделён. Ребята ласково звали её Ласточкой. Это прозвище как-то само собою прикрепилось к девушке вторым именем, когда она только-только свела знакомство с именинником и его приятелями. Уже доподлинно никто не помнил, что именно натолкнуло впервые сравнить Юну с юркой ласточкой (её бойкий нрав или чёрно-белое оперение головы), но это звучало так удачно и «в точку», что сразу же сроднилось с хрупкой девчушкой, которая и не думала возражать против подобного титулования.
– Привет, Фэй! Здорово, Маф! С днём рождения! – хором прокричали Нил и Юна, широко улыбаясь и по очереди обнимая именинника.
– Привет-привет, – улыбался в ответ Матфей. Особенно долго его взгляд застрял на милом, круглом личике Юны, но тотчас же был отведён, как только монгольские вишнёво-карие глаза девушки пристально вгляделись в него.
– Да ты изменился, Фей! Нил, посмотри, наш Фей совсем другой человек, не то, что вчера, – пронзительно защебетала Юна, ухватив Матфея за руку выше локтя. Тот отчего-то покрылся слабым румянцем.
– Ага, ты права, – гоготнул Нил, прыская добродушным смехом. – Вчера его так не кидало в краску, как сегодня. Что с тобой, дружище? Уж не накатил ли ты шампанского до нашего прихода?
– Нет, нет, – поспешно проговорил Матфей, краснея ещё гуще. Взволнованная кровь отзывалась гулкими толчками в ушах. – Как же я без вас буду пить? Только с вами.
Нил, долговязый щуплый парнишка, на год младше Матфея, казался неуклюжим увальнем подле Юны. Белобрысый и веснушчатый, однако ж, он не был неказист. И если с первого взгляда казалось, что у Нила слишком крупный нос и пухлые женственные губы, то
– Значит, Вика и Эрика не ждём? – заговорщицки подмигнув, сказала Юна.
– Нет, ждём всех, а потом всё по программе, – произнёс Матфей и вновь его взор залип на девичьем лице, в частности, на аккуратном круглом носике.
Когда-то подруга то ли в шутку, то ли всерьёз поведала ему о дальнем родстве с одним могущественным шаманом из далёких монгольских степей. Этот колдун жил более семи столетий назад и молва о нём простиралась далеко за пределы тех самых степей. По крайней мере, так девушка объясняла раскосость своих глаз; по правде, Матфею глубоко было плевать, от кого Юна унаследовала разрез глаз, они ему виделись неповторимыми и уникальными из всех прочих. Но когда в конце рассказа она двусмысленно ухмыльнулась, он решил всерьёз легенду не воспринимать, доверившись ей лишь на толику.
– Ну что ж, ждём, так ждём, – отозвалась Юна, вошедшая в гостиную. – Красота, как всегда, Фей. Вы с мамой прямо-таки – волшебники. К вам, как ни приди, просто сказка, а не праздник.
– Спасибо, Юночка, – донёсся из кухни голос хозяйки. – Не зря, значит, старались.
Мать вошла в гостиную, где в центре стоял стол, перенесённый с кухни, правда без торта. В руках Вида несла поднос с пустыми фужерами.
– Матфей, принеси шампанское, оно в морозильнике, – попросила она, расставляя на застланном льняной красной скатертью столе бокалы. – Думаю, мы можем позволить себе опередить других гостей. Всего один бокальчик.
– Фей, у тебя чудесная мама! – воскликнула Юна прошествовавшему на кухню другу. – Вида – вы прелесть!
Хозяйка и гостья дружно рассмеялись, а Нил, на сей раз, предпочёл обойтись сдержанным смешком.
– А где хозяин дома? – осведомился Нил, когда прошло около полуминуты, а Матфей отчего-то не возвращался с кухни.
– Юстин? Его вызвали на работу, внепланово, – Вида продолжала источать беззаботность, но в глазах её промелькнула дребезжащая дымка беспокойства, тут же изгнанная в дальние уголки. – Там какая-то неразбериха с его напарником. Но он настаивал, чтобы праздник начинали без него.
– Вот как, – сказал Нил.
Было непонятно, сожалеет он или нет об отсутствии хозяина. Юстин импонировал ему, но в меру. Для Нила отец Матфея всегда был немного чересчур. Громкий, деятельный и, наверное, властный, хотя, в общем-то, добряк добряком.
С кухни донёсся глухой хлопок, бутылка шампанского наконец-то соизволила расстаться с пробкой, смачно выплюнув затычку.
– Добрый знак! – одобрительно вскрикнула Юна. – Я уж думала, что мы шампанского не увидим до прихода Вика. Вот он что угодно открыть сможет.
– Я всё слышу, – с укоризной сказал Матфей, он поставил на стол тёмную, покрытую толстым слоем испарины бутылку, из узкого горлышка ещё струился белёсый дымок. – Между прочим, шампанское перележало положенное время, и пробка примёрзла к стеклу. Было непросто её вытащить.
– Но ты справился, Маф, – поддержал его Нил и тут же с озорством добавил, – и Вик не понадобился.
– Вот следующую бутылку открывать будешь ты, – иронично заметил Матфей, он разлил игристое вино в бокалы, – и без помощи Вика. А я посмотрю, за сколько ты её откроешь.