Вихрь переправ
Шрифт:
– Пойди, пойди, – согласилась Вида и странно улыбнулась, когда ноги её мягко коснулся белоснежный хвост хорька.
3. И снова ворон
Дверь его спальни была распахнута. Матфей, распознав знакомый хриплый говор и не желая преждевременно быть замеченным, замер в тени лестничной площадки, жадно вслушиваясь в каркающие отголоски, вылетавшие странными фразами из комнаты.
– … настоятельно советую, быть предельно осторожным и следить за своим подопечным в оба глаза, Рамар, – взволновано и торопливо говорил кому-то ворон. – Это не случайность. Уже четвёртый пропал. Возможно, охота, но может быть и нечто серьёзнее.
– Я тоже думал об этом, Гамаюн, друг мой. – К своему удивлению Матфей расслышал незнакомый, больше похожий на клёкот голос воронова собеседника, отчего взволновался ещё сильнее. – Слишком много совпадений для одного маленького городка. Слишком много. И в городе появились совы.
– Рамар, они что-то замышляют, – ворон понизил голос, и Матфей приблизился на несколько шагов к дверному проёму, затаив дыхание и надеясь расслышать каждое слово странного диалога. – Город заполонили галки, а ты, мой друг, прекрасно помнишь, чем это обернулось семьдесят лет назад. Они не остановятся, никогда. Они способны таиться годами, но они никогда не смирятся с ролью рядовых. Им подавай только первое место.
– Согласен, друг мой, – отозвался незнакомец. – Тревожные времена настали, недобрые.
– Эй! Что здесь происходит? С кем ты говоришь? – заинтригованный непонятным разговором, Матфей вбежал в комнату и был немало поражён – ворон по-прежнему сидел перед монитором ноутбука, а более никого поблизости не было!
– Кто это, Гамаюн? – послышался встревоженный голос неизвестного. – Тебе угрожают?
– Ничего подобного, Рамар, – невозмутимо доложил ворон светящемуся прямоугольнику монитора и пояснил с ноткой раздражения. – Это всего лишь мой подопечный. Малость невоспитанный, правда, но что ж поделать – у каждого свои недостатки. Крух.
Птица фыркнула и – да, ему точно не привиделось! – посмотрела на вошедшего человека с упрёком, а затем вздохнула, ну совсем по-людски, отчего Матфею стало окончательно не по себе.
Приблизившись к столу, юноша различил по обратную сторону работавшего экрана настороженно взиравшую на него птицу – полную противоположность ворона. Тёмное оперение головы, чуть встопорщенное, очевидно от волнения; полураскрытый крючковатый клюв и грозно зыркающие чёрные бусины глаз, выдающие гордый взгляд. Сомнений не было. Ворон общался через ноутбук с соколом, а не бездумно стучал клювом по кнопкам клавиатуры, как думалось ранее Матфею! Это открытие потрясло парня, он ухватился за спинку кресла дрожащими руками.
– Рамар, друг мой, перенесём нашу беседу на другой случай. Нынешние обстоятельства не позволяют продолжить наше общение. До связи! Крух! – прохрипел ворон и клацнул по клавиатуре.
– До скорой! – поспешно прокричал сокол, сверкнув аспидно-серым оперением. Монитор погас и стал непроницаемо-чёрным.
– И долго ты будешь стоять истуканом, молодой человек? Не надоело? – словно со школяром заговорил с Матфеем ворон.
– Ты умеешь общаться по видеозвонку?! Но как? Как такое возможно? – только и сумел выговорить хозяин спальни, плюхнувшись в кресло.
– Я много чего умею, но хвастать этим сейчас не собираюсь, – невозмутимо ответила птица, важно вышагивая перед сидевшим человеком по матовой поверхности стола.
– Но как же? – пробормотал Матфей. – Ты же – всего лишь птица.
– Ох уж эта мне биологическая дискриминация! – возмутился ворон и зашипел в точности, как Ксафан, когда ему кто-то очень сильно докучал. – Подумать, так только демоны достойны быть лидирующим классом, а зверьё должно ластиться в их ногах и быть благодарным за оказанную честь. Как бы ни так, молодой человек! Проснувшиеся да Спящие убеждены, что они – пик эволюции и кладезь мироздания. Тьфу! Скоро твой привычный мир рухнет и порежет осколками наивное представление обо всём, что тебе ведомо, чему я весьма рад. Крух!
В комнате снова стало душновато, несмотря на распахнутую настежь дверь. Матфей замер в кресле, отчаянно помышляя о побеге из спальни. Вероятно, ворон понял ход его трусливых мыслей и, встав напротив лица собеседника, заговорил уже иначе, более примиряющее.
– Послушай, молодой человек, я не собираюсь ссориться с тобой или пугать тебя. Отныне мы союзники по договору. До смерти одного из нас. Хорошо это или плохо – время покажет. Но с моей стороны, обещаю и гарантирую – нарушений условий не будет. Надеюсь и на твоё понимание этого вопроса.
– Договор? – Матфей посмотрел в сторону неприбранной кровати, тут же уловив на ней взглядом злополучный бумажный свиток.
– Да, возьми уже его и прочти, – одобрительно кивнула птица, – ознакомься с условиями. Давно пора это сделать, Матфей.
– Но там же ничего нет, – слабо возразил молодой человек, но всё же послушно поплелся к постели и изъял из складок-волн шерстяного одеяла бумажную трубочку.
– А ты разверни и посмотри ещё раз, – настойчиво потребовал ворон.
– Ладно, – ответил Матфей, настроенный крайне скептически.
Его глаза округлялись тем сильнее, чем больше он раскрывал лист. Ошеломлённый вконец трясущимися руками он развернул бумагу и замахал её проявившимися письменами перед вороном. Тот по-прежнему сохранял бесстрастный и важный вид.
– Но тут ничего не было! Не было ничего! – Вид у Матфея был самый, что ни есть очумелый и нелепый. Он взирал на чёрную птицу, словно та являла собой Дельфийского оракула или чудного мудреца, знающего все тайны мира. – Но как же так может быть?
– Молодой человек, настоятельно прошу, прикрой дверь, – терпеливо попросил ворон. – Мы рискуем привлечь внимание тех, кто будет лишним в нашей дальнейшей беседе. И прекрати кричать, меня утомил твой удивлённый тон.
Слова пернатого гостя возымели вразумляющее действие и Матфей умолкнув, кинулся к двери, плотно закрыв её. Ещё лихорадочно озираясь по сторонам, он поймал насмешливый взгляд пронзительно-синих птичьих глаз и уставился на ворона, ожидая дальнейших объяснений.
– Пока ты не ознакомишься с договором, я ничего тебе не скажу, – угадывая его мысли, заявила птица, – так и знай.
Матфей послушно кивнул и приблизил к лицу таинственный листок. Теперь, когда первая волна дрожи и потрясения сошла с него, он готов был внимать тому, что несли в себе строки текста, ещё недавно отсутствовавшего на белом развороте бумаги.