Викинг
Шрифт:
– Почему? – удивился скальд. – Ты этого еще не уразумел? Но ведь это же главное! Весь разговор наш именно об этом самом главном!
Кари подбросил дров в очаг.
– Мы с тобой, Кари, говорим о жизни. То есть о самом главном. А ведь она сложна. Очень сложна! И нельзя говорить о ней без оговорок. Это тебе не стрелу запускать в зайца! Да и при этом не всегда знаешь, попадешь в него или промахнешься. Я прожил полсотни зим. Как ты думаешь, смыслю я кое-что в этой самой жизни или нет?
– Наверное, – проговорил Кари.
– Ты
Кари оглянулся – живо, точно его окликнули. Никого за спиной! Коричневая тяжелая дверь, коричневые стены. Скальд продолжал:
– Ты не думай, что о ней размышляют многие. Напротив, многим кажется, что ее и вовсе нет в помине. Ты помнишь эту гнусную стычку на Форелевом ручье? Помнишь, как тонул в воде один из этих разбойников? А ведь они и не думали о смерти за ночь до этого! Не думали!
Скальд затрясся от злости. Но на кого же злился он? Может, на самого себя? Кари этого не уразумел.
– Знай же, Кари: самый большой враг твой – тебе подобный. В этом весь ужас! Правда, можно и утонуть, переходя через брод, можно выпасть за борт в морскую воду, захлебнуться в высокой волне. Можно замерзнуть в горах, погибнуть в схватке со зверем. Но нет страшнее зверя, чем злой человек.
Скальд уронил голову на грудь. Он дышал тяжело. Кари было страшно видеть этого человека в столь беспомощном состоянии. Может, глоток молока пойдет на пользу скальду?
– Нет, нет! – Он отстранил жбан. – Не это… Нужна справедливость, но где ее взять? – Тейт улыбнулся кривой улыбкой. – Все это, однако, слова. Нужен совет. Вот он: берегись негодяев! Постарайся поменьше таить обиду. Сделай себе верным помощником работу: она тебя отвлечет от дурных помыслов, она поможет тебе найти свою дорогу в жизни. И не связывайся с людьми богатыми, заносчивыми…
Засим последовало долгое молчание. И Кари задал вопрос, который не мог не задать. Он спросил:
– Я понял тебя, Тейт. Но это возможно?
– Что именно?
– Уберечься от всех этих… Ну, негодяев… Ну, заносчивых, богатых… – Кари все туже сжимал сплетенные пальцы рук.
Скальд был честен. Он сказал:
– Думаю, что нет.
И тут же сам себе задал вопрос: «Так в чем же цена всех моих наставлений?»
III
Дело шло к весне. Это чувствовалось во всем.
Журчание талой воды сливалось в большой говор, словно шумел голосами многолюдный великий тинг.
Снежные шапки на горах делались все меньше. Скоро многие вершины вовсе лишатся их.
За очагом повелись совсем другие разговоры: бесконечные зимние воспоминания о временах минувших, о великих берсерках и страшных лесных чудовищах уступили место ближайшим планам. Куда идти весной на рыбный промысел? Кого и когда навестить? Кто заявится в гости? Будет ли тинг и когда? И о чем пойдет разговор на тинге? Кого придется мирить? Кого придется изгонять за преступления?
Заговорили о прославленных силой и смелостью людях, уходивших в море. Одни из них возвращались, другие – исчезали бесследно, и только вспоминали о них родные да любящие девичьи сердца.
Отец Кари Гуннар, сын Торкеля, сказал:
– Удивительное сказывают о землях и островах, которые за морем… Вроде твоих рассказов, Грим. Об этом я слышал не далее как вчера…
Это было началом рассказа. Поковыряв золу длинной палочкой, Гуннар, сын Торкеля, продолжал:
– Если, говорят, плыть на закат солнца, плыть не день, не два и не три, а недели и месяцы, то корабль упрется носом в берег, в нескольких шагах от сочной травы и чудесных зарослей калины. Тюленей, гольца и трески в тех водах превеликое множество. А если пасти корову, то некуда будет девать молоко – такая сочная там трава!
Гостил в эту зиму у Гуннара, сына Торкеля, как уже говорилось, некий Грим, человек не старый, которому едва минуло сорок зим. У него на правой щеке был шрам – глубокий, бугорчатый по краям. Он говорил, что это ему нанес удар некий берсерк, но что тот берсерк получил свое: меч Грима рассек ему голову до плеч – такой силы был удар. Потом Гриму пришлось откупаться золотом и серебром, но не хватило ни золота, ни серебра. И потом он бежал из тех мест, потому и зимовал у Гуннара. Весною сюда могли заявиться родственники убитого берсерка, и тогда Гриму пришлось бы худо. Поэтому он с большим интересом слушал рассказы об островах и землях за морем, на западе. И сам неоднократно возвращался к разговору о них.
Грим никогда не утверждал, что бывал за морем, – для этого нужен прочный корабль и хорошие моряки, опытные в плаваниях.
– Я слышал еще кое-что, – говорил Грим, – даже такое, что удивляет многих видавших виды. Знаете ли вы, например, каков вкус вина в тех краях?
Кто это мог сказать? А Грим продолжал:
– Сказывают, что необыкновенно прекрасен вкус того вина. За морем есть земли, где родится виноград, подобно южным краям. И это вовсе не сказки, хотя близка к чудесной сказке суть этого дела.
Кари поинтересовался:
– А есть ли хотя бы один человек в наших краях, кто сам все это видел собственными глазами?
Грим сказал:
– Есть. И не только в наших краях. На юге тоже знают секрет заморских земель. Разумеется, наиболее смелые из южан.
Кари снова задал вопрос:
– А долго ли плыть туда?
– Я же сказал, недели и месяцы, – заметил Гуннар. – Но точнее не знаю: недели и месяцы тоже имеют свой счет.
– Трудно сказать – сколько, – поддержал его Грим. – Многое, говорят, зависит от ветров и морской волны. Мореходное искусство подчас походит на сказку: оно приносит удачу так же быстро, как в доброй сказке, но может сыграть и злую шутку, как в злой сказке.