Викинги. Заклятие волхвов
Шрифт:
Таким сделали годы неистового ярла. И такому человеку стала женой Сангриль, его любимая…
Скальд помрачнел и отвернулся, пряча взгляд.
Тем временем они неторопливо поднимались вверх, где над каменистым склоном высились скалы. Время и ветра выгладили их вершины так, что со стороны они напоминали очертания голов и плеч. Словно действительно на берегу встали плечом к плечу великаны Утгарда. Присмотреться, прищуриться – вон из той скалы проступает напряженное, совсем человечье лицо, решил Сьевнар. Да и та, что рядом, вроде как улыбается ехидно. А соседняя –
Может, в рассуждениях ратников о нехорошем, заколдованном месте есть какая-то своя, затерянная в веках правда? – задумался он. Допустим, вышли великаны на берег в боевом порядке, бросили вызов морю и небу, а боги-ассы перехитрили их, превратили силачей в камни. Оттого и кажутся они слишком живыми, что до сих пор вспоминают ту жестокую битву между землей и небом.
Сьевнар почувствовал, как в голове мелькнули… нет, пока не висы, не строки, мелькнул ритм, то особое настроение, из которого вырастают стихи.
Поймал себя на этом и усмехнулся. Поэзия напоминает болезнь – хочется зарифмовать целый мир, разложив по строкам и придав ему ритм…
– Пришли, нам сюда, – перебил его мысли Гуннар.
Скальд недоуменно осматривался. Он не понимал, куда ведет его старший брат, скалы выглядели слишком крутыми и неприступными, чтоб карабкаться на них без веревок и металлических костылей. Потом заметил узкую, высокую расщелину между двумя выступами.
Сначала пришлось почти протискиваться, но дальше ход расширялся, скоро они смогли идти рядом. Снизу скальные стены казались еще выше, чем со стороны, зубчатые вершины подчеркивали узкую полоску неба. Было темно, мрачно и как-то очень тихо.
Далеко идти не пришлось. Расщелина заканчивалась широкой, неожиданно ровной площадкой в центре которой… Сначала Сьевнару показалось, что это просто огромный валун, обломок скалы, каким-то чудом получивший гладкую, причудливую, почти рукотворную форму. Только вглядевшись, он начал различать широкое, плоское лицо, равнодушно-холодный разрез узких глаз, огромные, налитые груди, необъятные бедра…
– Но это же…
– Вот именно! – подтвердил Гуннар. – Каменная баба. Пусть мне никогда не взяться за рукоять Самосека, если не такую же ты таскаешь в своей походной суме. Только эта, бьюсь об заклад, побольше будет, эту в суму не засунешь… Риг Длиннорукий нашел ее утром, он же привык бегать всюду. Я подумал, тебе будет интересно взглянуть…
Косильщик еще что-то говорил, но Сьевнар уже не слушал его. Смотрел на каменную богиню, а перед глазами мелькали смуглые лица из его видений в пещере с отравой. Рокот барабанов, колеблющееся пламя факелов, распаленное, неприкрытое вожделение… Великая Мать давно исчезнувшего народа…
Исчезнувшего? Может быть. Или ушедшего за край Мидгарда в поисках того лучшего, но не очень понятного, что обычно ищут для себя люди.
Странная встреча, думал он. Именно встреча, по-другому не скажешь… Не только с собственным прошлым, и не только с прошлым этой суровой земли, встреча с самим временем. Как будто оно, время, окаменело и смотрит теперь на него с равнодушием вечности перед мигом…
– Да, в мире много загадок. Мир вообще не любит открывать людям свои тайны. Вот говорят – боги управляют людьми, а я думаю – не только управляют. Но и берегут от них, – от нас то есть, самые сокровенные тайны мира, – рассуждал Гуннар, когда они шли назад. – В этом тоже их предназначение. Вот нам, свеонам, кажется, что фиорды – эта наша земля, исконная, из поколения в поколение. А может, она не наша. И до нас здесь жили, и после нас будут жить. Нас, к примеру, и не вспомнит никто…
– Получается, и богам нельзя верить? – покосился Сьевнар на старшего брата. Видел, у того сегодня разговорчивое настроение.
– А кто им верит? Они – боги, у них свой разум, другой… Нам их трудно понять, да и боги нас не всегда понимают… Вот ты, небось, до сих пор гадаешь, откуда взялось искусство меча, которому я тебя учил? – внезапно спросил он.
– Ну…
– Сознавайся, Сьевнар, гадаешь? – весело щурился старший брат.
Они уже выбрались из расщелины и опять шли вдоль по берега. Серое море сливалось в туманной дымке с таким же небом, монотонно шумела, набегая, волна, над водой низко проносились чайки, предвещая непогоду. Привычная картина…
Вопрос удивил Сьевнара. До сих пор они не говорили об этом. Он, было дело, пытался разузнать, но Гуннар решительно отмахивался. Скальд для себя вывел, что старший брат связан клятвой молчания, и на том успокоился.
– Не то, чтобы гадаю, – сознался Сьевнар. – Говорят, колдовство гномов, которое ты должен хранить в секрете… Много чего говорят…
– Колдовство! – фыркнул Косильщик. – Я учил тебя столько времени, и скажи, положа руку на сердце, – видел ли ты хоть какое-нибудь колдовство в наших упражнениях?
Сьевнар улыбнулся и покачал головой.
– Вот, вот, об этом тебе и толкую! Нет тут никакого колдовства, главный секрет как раз в том, что никакого колдовства нет… Не был я ни у лесных эльфов, ни у подземных гномов, ни у горных троллей. Но те, кто думает по-другому, пусть думают, – хитро заключил Гуннар.
– Как же было на самом деле? Не расскажешь?
– Расскажу, – неожиданно согласился Гуннар. – Видят боги, сказав первое слово, нужно говорить и второе. Но, клянусь клинком Самосека, ты будешь разочарован, если ждешь красивую сказку…
4
Потом Сьевнар часто вспоминал тот хмурый, каменный берег, заунывные крики чаек, привычный плеск волн, хмурое небо, смыкающееся вдали. И настороженное молчание камней, и рассказ Гуннара, который оказался проще и, одновременно, необычнее того, что он себе представлял…
Его род вёл свое начало из давних времен, рассказывал Косильщик. Жил когда-то знаменитый ярл Фальмир Серебряный, более чем победами известный скитаниями по самым далеким землям Мидгарда и рассказами о разных чудесах, что видел на своем пути. Потом ярл с дружиной окончательно вернулся домой и осел на землях и водах того фиорда, где впоследствии родился Гуннар. От Фальмира Серебряного пошли ярлы Торгвенсоны, а от его дружинников – окрестные бонды.