Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая
Шрифт:
– Мы поедем верхом и поскачем так быстро, как никогда в жизни не скакали.
– А! – повторил Портос.
– Одевайтесь скорее, друг мой.
Он помог великану одеться и положил ему в карманы его золото и бриллианты. И в то время, как он этим занимался, его внимание привлек легкий шум.
В дверях стоял д’Артаньян.
Арамис вздрогнул.
– Какого черта вы тут так суетитесь? – спросил мушкетер.
– Шш! – прошептал Портос.
– Мы едем по важному поручению, – добавил епископ.
– Везет же вам! – сказал мушкетер.
– Нет, я устал, – сказал Портос, – я предпочел бы поспать; но ничего не поделаешь, королевская служба!
– Вы видели господина Фуке? – спросил Арамис д’Артаньяна.
– Да, в карете, только что.
– Что он вам сказал?
– Он простился со мной.
– И все?
– Что же он должен был сказать мне еще? Разве я что-нибудь стою теперь, когда вы все в милости?
– Слушайте, – сказал Арамис, обнимая мушкетера, – для вас вернулись хорошие времена; вам не придется больше никому завидовать.
– Да что вы!
– Я предсказываю, что сегодня произойдет событие, которое вдвое улучшит ваше положение.
– Правда?
– Вам известно, что я знаю новости?
– О да!
– Вы готовы, Портос? Едем!
– Едем!
– И поцелуем д’Артаньяна.
– Еще бы!
– Лошади готовы?
– Здесь их достаточно. Хотите мою?
– Нет, у Портоса здесь конюшня. Прощайте, прощайте!
Беглецы сели на лошадей на глазах у капитана мушкетеров, который помог Портосу сесть на коня и проводил взглядом своих друзей, пока они не скрылись из виду.
«Во всяком другом случае, – подумал гасконец, – я сказал бы, что эти люди бегут; но нынче политическая жизнь так изменилась, что это называется – ехать по важному поручению. Мне все равно. Пойду по своим делам».
И он философски вернулся к себе в комнату.
III
Как соблюдаются приказы в Бастилии
Фуке летел как молния. По дороге он возвращался мыслями к тому, что он только что узнал, и ужас охватывал его.
«Какими же были, – думал он, – эти необыкновенные люди в молодости, раз они даже теперь, будучи стариками, умеют создавать подобные планы и выполнять их не моргнув глазом?»
Ему казалось, что все рассказанное Арамисом – сон, басня, ловушка, и, приехав в Бастилию, он застанет приказ об аресте, по которому его, Фуке, запрут вместе со свергнутым королем. Подумав об этом, он по дороге дал несколько запечатанных распоряжений в то время, как меняли лошадей. Эти распоряжения были адресованы господину д’Артаньяну и всем начальникам частей, верность которых была вне подозрений.
«Таким образом, – решил Фуке, – буду ли я заключен или нет, я окажу услугу, которую требует от меня моя честь. Распоряжения придут после меня, если я вернусь свободным, и, значит, их не распечатают и я возьму их назад. Если я опоздаю, это будет значить, что случилось несчастье. Тогда я могу ждать помощи и для себя и для короля».
Приготовившись таким образом, он подъехал к Бастилии. За один час суперинтендант проехал пять с половиной лье.
И тут с господином Фуке случилось то, что никогда не случалось в Бастилии с Арамисом. Напрасно он называл себя, напрасно старался заставить себя узнать – его отказывались пропускать в крепость.
Наконец, после бесконечных просьб, угроз и приказаний, он убедил одного часового сообщить о нем младшему офицеру, чтобы тот, в свою очередь, доложил о нем майору. Что же касается коменданта, то его так и не решились даже потревожить ради этого.
Фуке ожидал в карете возвращения младшего офицера, весь дрожа от нетерпения. Наконец тот появился с сердитым выражением лица.
– Ну, – сказал нетерпеливо Фуке, – что сказал майор?
– Сударь, он засмеялся мне в глаза и сказал, что господин Фуке в Во, а даже если бы господин Фуке был в Париже, он не встал бы в такой час.
– Черт возьми! Вы – стадо болванов! – вскричал министр и бросился из кареты.
Прежде чем младший офицер успел закрыть дверь, Фуке проскользнул во двор и побежал вперед, несмотря на крики офицера, звавшего на помощь.
Фуке бежал все дальше. Офицер, настигая его, крикнул часовому, охраняющему вторую дверь:
– Хватайте, хватайте, часовой!
Часовой направил на министра пику, но Фуке, сильный и ловкий, вдобавок разгневанный, выхватил пику из рук солдата и ударил его по плечу. Младший офицер, подошедший слишком близко, тоже получил свою порцию; оба стали неистово кричать, и на их крики тут же выскочил весь первый взвод охраны.
И между этими людьми нашелся один, знавший суперинтенданта. Он закричал:
– Монсеньер!.. Ах, монсеньер!.. Остановитесь же, что вы делаете?
И он остановил солдат, которые собирались отомстить за своих товарищей.
Фуке приказал, чтобы ему открыли решетку, но ему ответили, что приказано никому не открывать. Тогда он велел позвать коменданта, но тот уже знал об этом шуме у ворот и бежал со своим майором на помощь во главе двадцати человек, убежденный, что на Бастилию было произведено нападение.
Безмо узнал Фуке и выронил обнаженную шпагу, которой он размахивал.
– Ах, монсеньер! – пробормотал он. – Тысячу извинений…
– Сударь, – сказал весь красный и потный суперинтендант, – поздравляю вас, ваша охрана служит на славу.
Безмо побледнел, подумав, что эти слова – ирония, предвещавшая дикий гнев.
Но Фуке отдышался и жестом подозвал часового и младшего офицера, потиравших плечи.
– Двадцать пистолей часовому, – сказал он, – пятьдесят офицеру. Поздравляю вас, господа; я замолвлю за вас слово королю. Теперь давайте поговорим с вами, господин де Безмо.