Виктор и Маргарита
Шрифт:
Традиционная встреча Нового года не состоялась…
Клавки (прим. старшая сестра Виктора, умерла 10 ноября 1936) нет больше с нами, ты в армии, Рива выпала механически, я спешил, но опоздал и новогоднюю ночь провёл в ресторане Курского вокзала в Москве. За бутылкой прекрасного русского пива я встретился и имел честь разговаривать с самим Шерлоком Холмсом. Не шучу. Я узнал его по необыкновенной способности дедуктивно мыслить. Он без труда, например, определил меня как студента последнего курса, не вступая ещё в разговор, а впоследствии вывел целый ряд хотя
На этот раз, проезжая через Москву, я не удостоил её даже мимолётным взглядом. Если хочешь, это можно назвать скукой. Я полагаю: это безденежье. Приехав в Горький, оказался человеком секретным, так сказать, фигуры не имеющим, ибо мой приезд был чрезвычайно преждевременным: я не дотянул на практике всего 25 дней. Не скажу, что этот отъезд был мне на великую пользу, но, во всяком случае, в родном городе я почувствовал себя значительно лучше. Вне Горького я всегда на вокзальном положении, а это неприятно. Не могу ничего серьезно делать. Ожидаю. Приехав, считал печь Hirta – утомительная арифметическая задача на 3 тетради моего почерка.
Слушал Бетховена. V симфония. Музыка напоминает мне сосуд: в него можно налить любой напиток; её можно наполнить любым содержанием. Бетховен, вероятно, дал тему борьбы добра и зла. Мы вкладываем тему борьбы революционных и реакционных сил. Я не пытался ничего вкладывать. Я беден. С меня достаточно пустого сосуда. Я любуюсь формой.
Сегодня ночью слушал по радио обвинительное заключение параллельного центра. Низкий цинизм опустошившихся мерзавцев, торгующих своей бывшей родиной, может привести в бешенство. Я говорю «своей бывшей» потому, что считаю, что теперь у них нет родины. Собакам собачья смерть. Аминь.
«Бесприданницу» Островского в кино ставил Протазанов. Умная постановка, интересная игра, изящная операторская работа в стиле салонных фотографий. Но я не о фильме – о женщине. Нина Алисова в роли Ларисы. Изящная безделушка. Любуюсь. Однако не говори «Ага!» и не ищи противоречий с предыдущим письмом. Я любуюсь тенью, если хочешь, с таким же чувством, как упомянутым раннее сосудом. В жизни мимо подобной особы (в Семилуках) прошёл с позевотой. Пусть женщины решают дифференциальные уравнения – это им больше идёт. И полезнее для общества. Видишь, я пекусь об обществе.
«Портрет Дориана Грея» – не литературное произведение, а повод для произнесения остроумных, но сомнительных сентенций.
До чего бездарен автор оперы «Тихий Дон» – тихий мрак.
5 письмо от 17 февраля 1937 года
О Дунаевском. Своеобразный интерпретационный талант. Думал раньше: «Он плох, потому что джазово-легкомыслен». Теперь меняю мнение. После «Еврейской сюиты» из «Искателей счастья» и виртуозной коденции на концерт Бетховена из «Концерта Бетховена» трудно не изменить мнение.
Несколько дней сидел над проектом сушильного цеха фаянсового завода. Чашки, блюдца, тарелки. Применил новый, почти мой метод расчёта. Заменяю экспериментальную кривую процесса теоретической. Красивая математическая основа расчёта – дело рук Елены. Хорошо иметь друга, всегда готового придти на помощь. Однако нужна серьёзная опытная проверка идеи расчёта. Может быть, против логики, всё вверх дном. Не исключена возможность. Продолжаю работать над проектом.
Ревекка Семёновна (Рива), Виктор Михайлович Мартьянов,
Елена Павловна Сиротина (Ёлка). Нижний Новгород, 1937
Начал кататься на коньках. Поразительное явление! Трудно подняться, чтобы пойти на каток. Ворчу всю дорогу. Катаюсь плоховато, но с удовольствием. Снимаю коньки с чувством неописуемого блаженства. Домой иду с восторгом.
Слушал «Русалку». Из десяти мною слышанных опер – самая слабая. Воспринимаю две Наташи. Нежную – в первом акте, без души – в подводном царстве. Перехода нет. Образ неприятно повисает в воздухе. Разум отказывается считать двух Наташ за одну. Князя путаю с поросёнком. Хрюкает. Здесь речь не о актёре, а о музыкальном образе. Актёр хуже. Финал уподоблю манной каше, размазанной по тарелке.
Весной познакомился с обыкновенной женщиной. Студентка из Воронежа. Химичка. Не обратил внимания. Потом встретил на «финляндрике». Затем ходили на прогулку. Мыза. Комары. Любовались пароходами. В следующий выходной купались на Моховых. Уехала домой. Осенью в Воронеже нанёс ей несколько визитов. Блуждала в дебрях проекта. Пивоварил. Не знала, куда поставить лестницу. Уехал я. Всё вышесказанное называю романтической историей. Влюблены не были ни я, ни она. Не знаю, какое впечатление производит на тебя этот скучный рассказ. Ты сентиментален. У тебя сердце, как промокашка.
6 письмо от 21 марта 1937 года
Да, за два месяца до защиты диплома я дам предупреждение. Это будет примерно через год. Сейчас я не думаю об окончании. Призрачное будущее меня мало интересует.
«Травиата» в нашем оперном имени Пушкина театре может сделать честь многим театрам. Например, театру Немировича-Данченко. Сухая и солидная постановка у Данченко смотрится с позевотой. Трагедия идёт мимо зрителя; зритель идёт мимо трагедии. У нас нет трагедии, лишь трогательная история. Мне хотелось уронить на жилет прозрачную литровую слезу. Увы! Я стал неспособным к столь испытанному способу проявления чувствительности.
Здесь я упомяну весну. Рива влюбилась в (ах!) ленинградца. Я провёл с ней вечер. Боже мой, как утомительно слушать любовую белиберду двадцатичетырёхлетней девушки. Впрочем, (ах!) ленинградец – её секрет. Она бережно хранит этот секрет и никогда не рассказывает его двоим сразу.
В трудную минуту читай Диккенса. Диккенс – великий утешитель. Он расскажет тебе обстоятельно умилительную повесть о Добрых и Злых, о Вознаграждённой Добродетели и Наказанном Пороке. Если не сентиментален, а трезв, как гвоздь в сапоге, – смейся: его романы достаточно жизненны. Повторяю: Диккенс – великий утешитель. В трудную минуту читай Диккенса: он научит тебя английскому юмору.