Виктор из светской бригады
Шрифт:
В Сен-Клу мадам Шассен сошла. Ласко ехал до Гарта. Максим д'Отрей, который тоже сходил на этой станции, проследил его, потом пару дней бродил вокруг павильона и в четверг ночью наконец решился…
«Нет, здесь что-то не так. Уж слишком все просто и гладко», — решил он и, попрощавшись со своим собеседником, направился к указанному ему дому.
2
Виктор поднялся на четвертый этаж и позвонил.
Открыла ему пожилая служанка. Не спрашивая, кто он, она провела Виктора в салон.
— Передайте мою визитную карточку, — сказал он просто.
Комната, служившая, видимо, также столовой, была обставлена весьма непривлекательно. Мебель была не новая, но все здесь блестело чистотой. На камине — несколько книг и религиозных брошюр. Из окна открывался очаровательный вид на парк Сен-Клу.
Отворилась дверь и появилась дама, на лице которой было написано удивление. Еще молодая, с пышной грудью и сложной прической, она была одета в простенькое домашнее платье, но держалась с большим достоинством и даже несколько высокомерно.
— Что вам угодно?
— Я хотел бы поговорить с господином бароном относительно некоторых фактов, случившихся недавно.
— Дело идет, разумеется, о краже желтого пакета, описанного в газетах?
— Да. Эта кража имела своим последствием убийство, совершенное прошлой ночью в Гарте. Убийство, жертвой которого стал господин Ласко.
— Ласко? — повторила она без малейшего волнения. — Это имя мне неизвестно. У вас есть какие-нибудь подозрения?
— Никаких. Но я уполномочен опросить лиц, которые ехали в понедельник из Парижа в Гарт шестичасовым поездом. А так как барон д'Отрей…
— Мой муж сейчас в Париже.
Она ждала, что Виктор удалится, но он продолжал:
— Господин д'Отрей гуляет иногда после обеда?
— Редко.
— Тем не менее, во вторник и в среду…
— Да, в эти дни у него болела голова и он выходил на прогулку.
— А вчера?
— Вчера вечером дела задержали его в Париже.
— Где он и переночевал?
— Нет, он вернулся.
— В котором часу?
— Сквозь сон я слышала, как после его возвращения пробило одиннадцать часов.
— Одиннадцать? Значит, за два часа до совершения убийства? Вы это утверждаете?
Баронесса бросила взгляд на карточку «Инспектор Виктор из светской бригады» и сухо ответила:
— Я привыкла говорить только то, что действительно было.
— Вы обменялись с ним хотя бы несколькими словами?
— Конечно.
— Значит, вы совсем проснулись?
Она покраснела и ничего не ответила.
Виктор продолжал:
— В каком часу барон ушел утром?
— Когда за ним захлопнулась дверь, я открыла глаза и взглянула на часы. Это было в четверть седьмого.
— Он не прощался с вами?
На этот раз она проявила раздражение.
— Это что же, допрос?
— Наши расследования вынуждают нас иногда проявлять любопытство. Последний вопрос…
Он вытащил из кармана серую каскетку.
— Эта вещь принадлежит барону д'Отрею?
— Да, — сказала она, осмотрев каскетку. — Это старая каскетка, которую он давно не надевал. Она валялась где-то в чулане.
С какой рассеянной непосредственностью сделала она это признание! Признание столь грозное и изобличающее ее мужа! Но с другой стороны, не показывало ли такое чистосердечие, что и по другим вопросам она не лгала?
Расспросы консьержа полностью подтвердили слова госпожи д'Отрей. Барон действительно позвонил около одиннадцати вечера и ушел около шести утра. В течение ночи никто не приходил и не уходил из дома. В доме было всего три квартиры.
— Мог ли кто-нибудь другой помимо вас открыть дверь?
— Нет.
— А мадам д'Отрей выходит иногда по утрам?
— Никогда. Старая служанка делает все покупки. Она ходит по черной лестнице.
— Есть ли в доме телефон?
— Нет.
Виктор ушел, совершенно сбитый с толку, теряясь в противоречивых мыслях. По существу, каковы бы ни были обвинения против барона, нельзя было не считаться с алиби: в момент, когда совершилось преступление, он находился со своей женой.
Затем Виктор опросил всех работников вокзала. В ответ на его вопрос:
— Не садился ли сегодня утром барон д'Отрей на один из поездов?
Последовал единодушный и категоричный ответ:
— Нет.
Тогда как же он уехал из Гарта?
После полудня он собирал сведения о поведении барона д'Отрей среди его помощников, а также в аптеке и на почте. Одним из собеседников Виктора был сдававший д'Отрею квартиру Гюстав Жером, муниципальный советник, распри которого с бароном и баронессой развлекали местное общество.
Господин и госпожа Жером владели прекрасной виллой. Все говорило здесь о комфорте и богатстве. Пройдя в вестибюль после напрасных звонков, Виктор услышал шум ссоры, хлопанье дверями, нудное бормотанье мужчины и визгливый женский голос, кричавший:
— Ты пьяница! Да, ты, муниципальный советник, — пьяница. Что ты делал в Париже вчера вечером?
— Ты же знаешь, моя крошка, что это был деловой обед с Дювалем.
— И с «курочками», очевидно. Знаю я твоего Дюваля, этого бабника! А после обеда — «Фоли Бержер»… Что, разве не так? Голые женщины! Шампанское!..
— Ты с ума сошла, Генриетта! Повторяю, я отвез Дюваля на автомобиле до Сюреня…
— В котором часу?
— Я не могу сказать точно…
— Конечно, раз ты был пьян… Но это было в три или четыре часа утра. Ты пользуешься тем, что я спала.
Вскоре ссора перешла в драку. Жером, преследуемый своей супругой, бросился к лестнице и лишь тогда заметил мужчину, ожидавшего его в вестибюле. Гость тотчас же извинился.
— Я позвонил, но никто не услышал, и я позволил себе…
Гюстав Жером, красавец мужчина во цвете лет, принялся смеяться.