Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография
Шрифт:
— Голубчик, родной, сынок, пташка! — взмолился Владимир Федорович.
— Не могу! Даже если бы в ГАИ работали, не повез бы!
— Нет, я из конторы «Сбыт-разведение медпиявок», — странным, безжизненным голосом сказал Владимир Федорович, тиская в руках шляпу.
Таксер покачал головой и надолго задумался.
— Если точно из медпиявки, то снимай колеса, — наконец сказал он. — Тогда как-нибудь всунем…
Владимир Федорович махнул рукой.
— Я не умею снимать колеса, — сказал он. —
— Я тебя, папаша, не брошу. Мы не таковские! Будь спок: сейчас вмиг отвинтим, — сказал таксер и вытащил из-под ног разводной ключ и огромную кувалду.
Владимир Федорович зажмурился и отвернулся.
Сзади что-то страшно залязгало и заскрипело. Бухгалтер не выдержал и глянул через плечо.
Возле самого «Ижа» стоял дизельный грузовик и лязгал мотором. С подножки грузовика соскочил знакомый милиционер — маленький, верткий, с усиками.
— Грузитесь, товарищ, — сказал милиционер весело. — Вам вот согласился помочь товарищ…
«Товарищ» — шофер с грузовика — огромной ручищей отстранил от «Ижа» таксера.
— Отправляйся, корешок, мы тут сами справимся!
— Друзья! Друзья! — сказал Владимир Федорович. — Я… моя супруга… Друзья!.. Я… очень…
— Влезайте в кузов и крепко держите сюрприз за руль, — сказал милиционер и приложил руку к фуражке. — Счастья и радости вам в Новом году, товарищ! И побольше таких выигрышей!
Праздничный снежный город летел по бортам грузовика. Морозный ветер сдувал со щек бухгалтера скупую мужскую слезу. Неслись навстречу сверкающие огнями дома, мелькали в окнах нарядные елки, рвалась из репродукторов музыка, регулировщики взмахивали полосатыми палками, освобождая для тяжелого грузовика перекрестки.
Владимир Федорович стоял в гремящем кузове, сжимая холодные рукояти на руле своего «Ижа». Он чувствовал себя могучим, сильным мужчиной. Мужчиной-победителем. Он знал, что вернет мотоцикл и купит Анне Ивановне телевизор. Зачем ему «Иж», если он и так победитель пространства и времени?
Ударили кремлевские куранты.
Новый год начался.
На три часа позже
До Мурманска оставалось миль шестьдесят. Мы были уверены, что к полуночи успеем войти в порт и встретим Новый год у причала.
Декабрьский штормовой зюйд-вест свистел в снастях. Снежные заряды один за другим налетали на наш «Колгуев». Крен доходил до тридцати градусов. Все — от кока до капитана — мечтали только об одном: скорее в порт.
Скорее увидеть вспышки Кольских маяков и россыпь огней Мурманска.
Около восемнадцати часов, когда тьма заполярной ночи окутала Баренцево море и белели только гребни набегающих волн, радист принял SOS с английского парохода «Елизабет». «Елизабет» из-за неисправности
Капитан чертыхнулся, плюнул на недокуренную папиросу и приказал ложиться на новый курс.
— Нашли время аварию делать, — возмутился боцман, когда я сказал ему, что надо готовить буксирный трос. — Нехристи. Угораздило их. Накрылся теперь Новый год.
— Поторопись, Савчук, — сказал я. — Ворчать потом будем.
Форсируя машины, мы шли к «Елизабет» сквозь штормовой ветер и снежные заряды. Радист, зажав ладонями наушники, ловил в эфире морзянку ее радиограмм. Англичанам приходилось трудно. До береговых скал им оставалось около десяти миль. С «Елизабет» просили нас поторопиться. Мы торопились. Когда нос «Колгуева» падал с волны, корма задиралась и винт с грохотом рвал воздух, а «Колгуев» начинал дрожать, как перепуганный кролик, и мы дрожали вместе с ним.
Часа через три после поворота прямо по носу стали заметны вспышки ракет.
— Старпом, — сказал мне капитан, — готовь к спуску вельбот. Пойдешь к англичанам, подпишешь договор о спасении, а потом будешь обеспечивать связь, когда мы уже прихватим их «Елизабет» на буксир.
«Елизабет» оставалось до берега всего около двух миль, но капитан не хотел сомневаться в том, что мы успеем подойти к ней вовремя. Капитан не любил сомневаться в таких вещах.
И я отправился готовить вельбот. Я единственный на нашем судне говорил по-английски. Выбирать капитану не приходилось.
Пока мы снимали крепления с вельбота, волна накрыла нас с головой. Ветер вырвал из рук чехол, и он улетел за борт, хлестнув меня шнуровочным штертом по лицу. Штерт рассек кожу на щеке и подбородке, но я не сразу заметил это.
«Колгуев» включил прожектор и, чтобы подбодрить англичан, выпустил несколько белых ракет. На «Елизабет» вспыхнул красным фальшфейр.
— Праздничная иллюминация! — крикнул мне в ухо Савчук. Я взглянул на часы. До Нового года оставалось двенадцать минут.
Луч прожектора лег на воду. Гребни валов дымились брызгами. Провалы между гребней были совсем черными.
«Весело нам будет на вельботе», — невольно скользнула мысль.
«Елизабет» болталась на волнах как ванька-встанька: кланялась на все четыре стороны. Это был небольшой — тысячи на три тонн водоизмещения — сухогрузный пароход.
Я поднялся в рубку и доложил капитану, что вельбот готов к спуску.
— Подойду к ним с подветренного борта, — сказал капитан. — И так близко, как только смогу. Выгребать вам придется не больше кабельтова. И не вздумай разбиться при высадке. Ты мне нужен там, на этой «Елизабет».