Виктор Курнатовский
Шрифт:
Двери открыл старичок — то ли управляющий, то ли камердинер. За ним показались две закутанные в шали девичьи фигурки. Старичок стал распоряжаться: куда поставить сани, куда отвести лошадей. Девушки — Екатерина Окулова и ее сестра Глафира — повели гостей в дом. В просторной гостиной, устланной дорогими коврами, они встретились с тесинцами, которые примчались буквально за несколько минут до их приезда.
— Вот, Сидорыч, — шепнул Николай Панин Шаповалову, — ты и попал в логово сибирской знати…
— Помолчи, Коля, не болтай по пустякам, — так же тихо ответил ему Шаповалов, видимо смущенный не меньше Панина непривычной
Но смущение длилось недолго. Младшая Окулова — миловидная и веселая Глафира — затеяла танцы. Она слышала, что Панин не плохой танцор, и пригласила молодого человека на вальс. Кто-то сел за фортепьяно, и первая пара заскользила по паркету.
Панин действительно славился у тесинских девушек своим умением танцевать. Шаповалов не раз говорил ему:
— Брось, Никола, ты танцульки и ухажерства. Добра не будет. Намнут тебе деревенские парни бока. А еще революционер!
Но Панин только смеялся в ответ.
Закружились и другие пары. Не выдержал и Виктор Константинович. Он пригласил Екатерину Окулову.
Курнатовекий осторожно расспрашивал девушку, как она, дочь золотопромышленника, стала революционеркой. И оказалось, что путь их в революцию во многом совпадал. Оба начинали с участия в студенческих сходках, с чтения запрещенных революционных книг.
Окулова предложила Курнатовскому осмотреть отцовскую библиотеку. Самого Ивана Петровича не было в Шошине — он уехал на один из своих приисков. Дела у него шли неважно, и ему приходилось часто самому вмешиваться в руководство предприятиями.
Библиотека понравилась Курнатовскому. Здесь он нашел много технических книг, преобладали труды по геологии и минералогии. Были книги по химии, и среди них — новое издание «Основ химии» Менделеева. Иван Петрович Окулов был подлинным самородком. Крестьянский сын, переселенец из Пермской губернии, Окулов благодаря огромному трудолюбию серьезно изучил рудное дело и из простого старателя стал крупным и образованным золотопромышленником. Об Иване Петровиче с уважением рассказывали как о человеке, который с большой долей вероятности умеет определять места залегания золотых россыпей. Но деньги у него так же легко исчезали, как и появлялись: Окулов то богател, то разорялся. Недавний пожар на паровой мельнице сильно пошатнул его дела. На восстановление предприятия ушло много средств… Обо всем этом Курнатавскому рассказала Екатерина Ивановна во время осмотра отцовской библиотеки.
Роясь в шкафах, она вынула книгу Гумбольдта, затем нашла «93-й год» Гюго, «Кто виноват?» Герцена.
— Именно эти книги заставили меня впервые подумать об общественных отношениях, — сказала она Курнатовскому. — Потом пришло знакомство с трудами Маркса и Энгельса.
— А как родители относятся к вашему увлечению марксизмом? — спросил Виктор Константинович.
— Во-первых, это не увлечение, а смысл моей жизни. А родители мои придерживаются либеральных взглядов. Они не мешают нам мыслить, как мы хотам.
— Почему вы говорите «нам»? Разве и сестру вы тоже успели совратить в нашу веру?
— Сестра разделяет мои убеждения, — твердо ответила Екатерина Ивановна. — Она недавно ездила в Красноярск и познакомилась там с членами марксистской группы, о которой знает и Владимир Ильич. Летом он был в Красноярске и дал ценные советы тамошним социал-демократам.
Закончив осмотр книг, Курнатовский
На следующий день мороз приутих. Отправились гулять. Осмотрели все, что осталось от сгоревшей мельницы. Долго бродили около местной достопримечательности — горы Ойки, на которую, однако, никто не решился взобраться, так как, было очень скользко. Под вечер собрались в обратный путь. Сестры Окуловы настойчиво просили приезжать к ним без стеснения и обещали познакомить с братьями, которые в этот день отсутствовали.
— Братья вам, наверное, понравятся, — сказала Екатерина Ивановна, прощаясь с Курнатовским и задерживая его руку в своей. — Они ведь тоже сочувствуют нашему общему делу…
Поездка в Шошино была для Курнатовского новой вехой в жизни. Мысленно он часто возвращался к встрече с Екатериной Ивановной и ловил себя на том, что она, как живая, стоит перед ним.
Наконец пришел ответ на просьбу о переводе из Курагинского: Курнатовскому и Лепешинским разрешался переезд, но не в Шушенское, а в село Ермаковское.
— Ничего, — утешал товарища Лепешинский. — Это ведь все-таки ближе к Владимиру Ильичу. Ермаковское южнее, и местность там чудесная.
В феврале курагинцы начали готовиться к переезду.
Ермаковское находилось, если считать не на глазок — по-сибирски, — а по карте, в сорока верстах от Шушенского и в тридцати — от нетронутого массива тайги. Отсюда были хорошо видны вершины Саян, покрытые вечными снегами и льдами. Причудливые изломы горных кряжей в зависимости от погоды или времени дня то окутывались лиловой дымкой, то окрашивались в нежно-розовые тона, то нависали серыми, хмурыми громадами. Они манили вдаль, напоминали о смелых путешественниках-первооткрывателях. В отличие от Тесинского и Курагинского в Ермаковском было много зелени. Но в то время года, когда ссыльные переехали в Ермаковское все скрывалось под огромными снежными сугробами; горная речка Оя, впадавшая в Енисей, несла свои воды под толстым ледяным покровом. В Ермаковское приехал ссыльный марксист Силывин, приехали на время Старковы. Только Шаповалову и Панину исправник запретил поселиться в Ермаковском. Виктор Константинович тосковал по своему другу Сидорычу, грустил, что и Шошино теперь дальше. Позднее в Ермаковское перевели с севера тяжело больного туберкулезом Ванеева. Курнатовский очень сблизился с ним.
В марте, когда начало пригревать солнце, а на полях появились первые проталины, Виктор Константинович достал у крестьян лошадь и верхом отправился в Шушенское. Владимир Ильич и Надежда Константиновна радушно встретили гостя. Они засыпали его вопросами о ермаковцах (теперь там находилась целая колония социал-демократов марксистов).
За обедом говорили о книге Каутского «Аграрный вопрос». Владимир Ильич получил два экземпляра. Один он отдал Курнатовскому. Едва закончив обед, они углубились в чтение новинки. На охоту не поехали. Если у Владимира Ильича бывали более важные дела, а знакомство с книгой Каутского он считал таким делом, всякие развлечения откладывались. Курнатовский уже знал об этой черте Ильича.