Виктор Вавич (Книга 2)

Житков Борис Степанович

– Пропала папаха, - махнул рукой Кипиани.
– Такой сволочь, прижал конем, тут забор. Я под низ, - Кипиани присел, глянул в Саньку черным блеском.

Санька откинулся - вдруг прыгнет пружиной.

– Шапка упала, он нагайкой, я под низ и лошадь ему раз! раз! Сел лошадь!
– Кипиани сел совсем на пол и оттуда глядел на Саньку.
– Вот!
– И Кипиани встал. Дышал на всю комнату, обводил товарищей глазами.
– Тут вот!
– и Кипиани резанул рукой у себя под коленками.

Минуту молчали, и шум, недавний гам стоял у всех в головах. И вдруг резкий

женский вскрик - как внезапное пламя. Санька узнал голоса - бросился в двери.

В конце коридора, в передней, Анна Григорьевна держала кого-то, будто поймала вора. Санька узнал Надину шапочку.

И вот через мамино плечо глядит - протянула взгляд через весь коридор и так смотрит, как будто уезжает, как будто из вагона через стекло, когда нельзя уж крикнуть последних слов. Санька двинулся рывком. Но Надя вдруг вырвала шею из маминых рук.

– Ну, оставь, ну, довольно. Цела, жива, - и Надя повернулась, пошла, не раздеваясь, в свою комнату.

– Я сейчас!
– крикнул Санька товарищам в двери, старался беззаботно стучать каблуками, шел к Наде.

Надя сидела в пальто и в шапочке на своей кровати.

Анна Григорьевна стояла перед ней, вся наклонилась вперед, с кулачками под подбородком. Она шевелила губами и капала слезами на пол.

Надя вскинула глазами на Саньку.

– Ну и пришла. И ничего особенного, - говорила Надя.
– И чего, ей-богу, мелодрама какая-то. И ты туда же.

Надя снова взглянула на Саньку. Она резко поднялась, прошла в прихожую.

– Дайте мне умыться спокойно, - говорила Надя, с досадой сдергивала пальто.

– Ну, цела, и ладно, - сказал веселым голосом Санька, - а ты не стой, - обернулся он к Анне Григорьевне, - как Ниобея какая, а давай чаю.

Анна Григорьевна перевела глаза на сына: "улыбаться, что ли". И улыбка побыла на лице и простыла. В Надиной двери щелкнул замок.

Анна Григорьевна топталась, поворачивалась около Надиной двери.

– Ей-богу, - сказал Санька сердито, - вели ты ставить самовар, и нечего топтаться.

Анна Григорьевна повернулась к кухне.

– Вот и все, - крикнул на ходу Санька. Из своей комнаты Санька слышал горячий крик. Кипиани даже не оглянулся, когда открыл двери Санька, он наступал на товарища, он наступал головой вперед и вскидывал ее после каждой фразы, как бодал:

– Почему, говоришь, Рыбаков? Почему социал-демократ не может? Кипиани боднул воздух.
– Социал-демократ не может в деревне? Не может? Скажи, Рыбаков, почему?

– Да уж говорил, - и недовольно отвернул лицо в сторону.
– Да!
– вдруг обернулся он к Саньке.
– Мы ведь к тебе сказать...

– Ты ерунду говорил, - Кипиани дергал Рыбакова за борт шинели.

– Да!
– и Рыбаков двинулся к Саньке.
– Завтра в час в столовке сходка, летучая. Будет один...

– Один!
– передразнил Кипиани.
– Не знаешь кто? Батин, - сказал Кипиани тихим голосом, сказал, как угрозу.
– Знаешь?
– Кипиани снизу глянул на Саньку, нахмурился и выставил кулак.
– Ух, человек!
– глухо сказал Кипиани и вдруг вскинулся и улыбкой ударило во все лицо.
– Я тебе про него расскажу! Рыбаков, Рыбаков! Ай что было! Ты говоришь, в деревне!
– кричал Кипиани.
– Слушай оба, - он дернул Рыбакова, поставил рядом с Санькой, слушай! Он в одной деревне, понимаешь, заделался писарь. Волостной писарь. Никто не знает, понимаешь, - и Кипиани поворачивал лицо то к Саньке, то к Рыбакову.

– Ну?
– и Рыбаков пустил равнодушно дым и глядел, как он расходится.

– А ну!
– крикнул Кипиани, нахмурился.
– Что ты "ну"? Он рабо-та-ет, понимаешь? Он...

В это время в дверь постучали; громко, требовательно. Все оглянулись.

Санька открыл. Андрей Степанович стоял в дверях. Он глядел строго и не переступал порога.

– Можно?
– Андрей Степанович чуть наклонил голову и шагнул в комнату.
– Сейчас было заседание в городской Думе. Рыбаков кивнул головой.

– Ага, понимаю.

– Одним из гласных, - Андрей Степанович наклонил голову и потряс, был поставлен вопрос, вопрос вне очереди, о событии, попросту избиении, этими словами и было сказано, - об избиении студентов перед университетом. Было предложено немедленно отправить депутацию к генерал-губернатору.

– Да постучи ты хоть ей, - вдруг плачущим голосом ворвалась Анна Григорьевна, - может быть, она тебе откроет. Господи, мука какая!

Андрей Степанович секунду глядел на жену, поднял брови.

– Сейчас!
– резко сказал Андрей Степанович; со строгим лицом обернулся к студентам: - К генерал-губернатору. Сейчас, сейчас!
– вдруг раздраженно прикрикнул Андрей Степанович и, топая каблуками, вышел.

Кипиани сел на Санькину кровать, глядел в пол, и видно было красное пятно на белой макушке. Он вытянул вперед руку мимо уха, держал, ни на кого не глядя.

– Де-пу-та-ция...
– и Кипиани зашевелил двумя пальцами, как ножками, в воздухе.
– Ну а что?
– вдруг поднял лицо Кипиани и развел руками.
– Идем!

Кипиани вскочил и стал насаживать фуражку на забинтованную голову.

– Два слова!
– Рыбаков тронул Саньку за плечо.
– Слушай, нельзя у тебя того, - говорил Рыбаков шепотом, - рубля занять? Только, ей-богу, не знаю, когда отдам, - говорил он Саньке вдогонку.

Санька шел по коридору к отцу. Андрей Степанович стоял около Надиной двери.

– Да ну, Надежда!
– говорил Андрей Степанович.
– Да покажись же!
– и стукал легонько в дверь.

– Сейчас, причешусь, - слышал Санька Надин голос.

– Ну-ну!
– веселым голосом ответил Тиктин и повернулся к Саньке.

– Дай рубль, - сказал Санька.
– Рубль, рубль, ровно рубль, - говорил Санька, пока отец, хмурясь, доставал из глубокого кармана портмоне.

– Сейчас, сейчас!
– отвечала Наденька на голоса из коридора.

– Ты, кажется, родителя своего...
– начал Рыбаков и смеялся шепотом.

– Да брось, не последний, да бери же, - совал Санька рубль.
– Вот Кипиани, понимаю, - и у Саньки глаза распялились, он глядел на Рыбакова с ударом, с упреком.