Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
— Холодный? Да я только подъел крошки роскошного пирога!
— Старший инспектор сказал, что крохи — это порядка ста тридцати тысяч. А насколько я тебя знаю, гораздо-гораздо больше…
Он ужаснулся, поняв, куда она клонит. Вот теперь она заговорила о деле. А все остальное было лишь прелюдией.
— Я желаю знать, чем ты собирался заняться потом, имея на руках эту сумму. Ее надолго не хватит. Значит, у тебя больше, гораздо больше. И мне интересно, как ты это делал.
— Больше ничего нет, — выговорил он с трудом и сглотнул.
— Расслабься! Держу пари, что в десять раз больше! — Она поднялась и встала перед ним.
— Да ты с ума… Где я мог взять деньги?
— Полицейский сказал, что ты готовил лотерею?
— Откуда он знает?
— Они обыскивали твою квартиру.
— Это неосуществленный план.
— А идея неплохая… Знаешь, я довольна. Наконец-то ты стал мужиком. Решился на такую аферу…
Он слушал ее с удивлением. Что-то новенькое. А вот и до дела дошла:
— Представляешь, что бы наворочали вдвоем?
У него одеревенел подбородок.
— А, так ты полагаешь, я нуждаюсь в компаньоне?
— Именно. — Она затушила сигарету и строго посмотрела на него. — Помнишь, сколько у нас было планов сразу после свадьбы? Так и теперь еще много лет в запасе. Кто заподозрит разведенку в пособничестве бросившему ее мужу?
— Похоже, ты все успела обдумать..
— После того как Анита…
— Немного ж тебе надо, чтоб ты побросала за борт весь балласт.
— О чем ты? Что мне надо? — У нее сперло дыханье.
— Долгие годы, Кари. Долгие годы с тобой. Конечно, я просто всегда мечтал работать вместе с такой сучкой, как ты.
Вдруг она покраснела — впервые перейдя в оборону.
— Обзывайся как хочешь. Меня это не волнует. Сам дерьмо. Но как ты изволил выразиться… я тоже хочу крошек от пирога.
— Дорогая, но нет никакого пирога.
— Врешь. Ты бы никогда не стал «исчезать», если бы не пахло огромными деньгами.
— Так откуда бы я все-таки взял деньги?
Она сделала еще шаг и закрыла глаза.
— Кари, не трогай меня! — Он встал к ней спиной, но почувствовал жгучее желание в низу живота, едва она обняла его. Он отвел ее руки.
— Боишься, что я тебя соблазню?
— Не дури. Расскажи мне лучше, что ты там нафантазировала о деньгах?
— С удовольствием. Чем еще и заняться искусному печатнику, как не печь их?
Могла бы уж просто окатить его ушатом холодной воды! Счастье, что он стоит к ней спиной. Она не может ничего знать, подумал он и сглотнул. Она просто пробует методом тыка. Он сжал зубы. Когда повернулся, лицо его было совершенно бесстрастно. Во всяком случае, ему хотелось на это надеяться.
— Если б это было так просто…, — услышал он собственный голос. И увидел угол черного чемодана, вылезающий из-под кровати.
— Значит, ты думал об этом?
— Да кто ж об этом не мечтает! Но с тем контрольным оборудованием, которое теперь стоит в банках, все это совершенно дохлый номер.
— Тогда расскажи, каким другим способом ты наварил денег на нынешние гастроли?
— У меня нет за душой никаких планов. — Чтобы спрятаться от ее близкого, вопрошающего взгляда, он подошел к столу и стал набивать трубку.
— Когда все кончится и тебя перестанут искать, ты уедешь, так? В другой город. А скорей всего в другую страну.
— Чушь. — Вот так она всегда читала мои мысли, подумал он.
— Денег у тебя, конечно, больше ста тридцати тысяч. Или ты собирал деньги на развивающиеся страны. Или как-то еще использовал людское сострадание в своих целях.
— Ничего, о чем бы тебе не было известно, я не делал.
— Что ж, остается только возвращаться домой. Короткий звонок в полицию…
— Ты не посмеешь!
— Еще как. Я тебе ничего не должна. Разве что дерьма.
— А о чувствах Аниты ты подумала?
Вдруг она топнула ногой с поразившей его горячностью:
— Плевать мне на Аниту!
Он сжал кулаки в бессильном негодовании.
— Как далеко ты собираешься зайти?
— Увидишь!
Они сошлись, непримиримые, как прежде. И ничего не придумаешь, с горечью подумал он. Если я задержу ее здесь, явятся спасатели. Отпущу — донесет. Женщина Кари Ларсен была ему сейчас близка и далека, как никогда. Он никогда не чувствовал прежде такой неукротимой ненависти. Потому что она нашла его? Или оттого что все испортила? Или из-за того, что проявила свое истинное «я»? Или потому, что они с ней двойники, и она точно так же изголодалась по свободе и материальной независимости?
— Даю тебе десять минут, — наконец сказала она. — Если ты мне все расскажешь, мы можем поделиться.
— Нечем делиться.
— А ты подумал, как будешь выбираться отсюда? Я могла бы тебе помочь. Или мы могли бы уехать вдвоем…
— Через несколько дней Анита передумает и вернется к тебе.
— Ну и что? Хотя я на это не надеюсь. Твоими стараниями я для нее — что кость в горле. А она… для меня.
— Матерь Божья. Что ты несешь — ты же после развода билась за нее всеми правдами и неправдами.
— Да. Но признаю, она для меня большая обуза. Что, нельзя так говорить? — Неожиданно в глазах заблестели слезы. — Я просто называю вещи своими именами, а у тебя для этого кишка тонка. Мы оба не созданы быть родителями, Мортен. Оба.