Викторианский сад

Anne Chelsey

Джон внимательно осмотрел пару. Это были мужчина и женщина. Выглядели они так, словно отработали в поле под палящим солнцем десять часов без перерыва на обед. Бледные, но вспотевшие лица передавали не столько усталость, сколько мучительные страдания. Только вот, яркого солнца Торнберг, как и вся Англия, не видел уже давно, а проезжая мимо лугов, он не заметил ни там, ни поблизости ни единого человека. Это вообще были первые встретившиеся им на всем пути люди, что вызывало у него подозрения. В руках у них были небольшие узелки, как обычно, у сбежавших из дому людей. Джон улыбнулся и поблагодарил за подсказку.

– А Вы кто однако? К нам почти никто не приезжает. Что же Вас привело к нам? – прищурившись, спросила женщина. Она глядела на Джона

презрительным, внимательным взглядом, стараясь забраться к нему как можно глубже и изучить его изнутри. Но Джона таким было не взять. Он крепко держался в любом разговоре и не позволял никому видеть больше, чем он сам считал нужным.

– Я – доктор Джон Чилтон, из городской больницы Лондона. Меня перевели сюда сегодня утром. Из Торнберга пришло письмо, в котором писали о необходимости врача, – он пытался достать любезность и дружелюбие, давно закопанные где-то глубоко внутри, не реагируя на уничижительные взоры.

Лица у пары мгновенно побледнели. Совсем немного, но это не осталось незамеченным для человека, который за все время работы врачом видел немало подобных лиц. Как живых, так и мертвых. Глаза его блеснули маленькой вспышкой, открыв первый кусочек мозаичной фрески с изображением главной тайны Торнберга.

– Кстати, не подскажите, что произошло с предыдущим доктором? Почему он покинул город? – теперь Джон, хитро прищурив глаза, вытаскивал из них то, что они явно не хотели обсуждать. Немного надменная улыбка появилась на его лице, еще больше смутив загадочных горожан.

– Он уехал. И возвращаться не пожелал, – проглотив ком сухости, тихо сказал мужчина, до этого времени сохранявший молчание. Он многозначительно взглянул на женщину, и та кивнула в ответ.

– Хорошей Вам дороги. Нам пора.

Их рты расплылись в улыбках, которым еще далеко было до естественности. Пара побрела в обратную сторону. Также не спеша, как когда их нагнала карета. «Почему они пошли назад? Неужели мы спугнули их своим присутствием?». Усмехнувшись, Джон глянул на извозчика. Тот смотрел незнакомцам вслед.

– Да, причудливый все-таки этот городишко. Не зря о нем ходит столько слухов, – задумчиво произнес он, даже не дождавшись, когда пара отойдет на приличное расстояние.

– А что за слухи? – вскинул от удивления брови Джон. Он никогда даже не предполагал, что в городе до сих пор могут бродить сплетни о его семье.

– Да разные, – пожал плечами извозчик. – Вроде как не так давно убили кого-то. Или кто-то покончил с собой. Не помню, об этом не много судачили в столице. Но слухи они же такие: как приходят, так и уходят. Появились, людям на уши осели, те их потаскали от дома к дому, всем кости перемыли, да и сбросили. Прилетели следующие.

Еще немного подумав и хмыкнув, словно так и не придя к какому-либо умозаключению, извозчик ударил лошадей, и карета двинулась вперед. Джон погрузился в собственные мысли. Все вокруг было чуждым. Несмотря на проведенные здесь десять лет его жизни, события тех дней почти полностью стерлись из памяти. Ему впервые приходилось переживать что-то подобное, что-то отличное от его повседневности. Раскрытие тайны, к которой он держал путь, изменит его жизнь, в этом он был уверен. Только готов ли он к этим изменениям? Не лучше ли сейчас повернуть назад и снова сбежать, оставаясь в безопасности от неведения? «Не так давно, – прошептал он, – значит, это не касается моей семьи. В этом городе происходит что-то странное. Нужно ли влезать в это?» Не найдя ответа, Джон продолжал наблюдать за медленно меняющейся картиной снаружи. Лес становился гуще, а дорога все 'yже. Всматриваясь в темноту, Джон видел силуэт огромного тяжелого дерева, раскачивающего ветки на ветру. Он представил картину, описанную матерью в дневнике, и нахмурился. Повеявший из леса холод легко коснулся его волос, оставляя нежный поцелуй. Вот из-за деревьев уже начала виднеться верхушка церкви, пристроившаяся на окраине. Немного поразмыслив, он записал в дневник: «Он пропитан тайнами».

Вскоре они въехали в город, не желавший

принимать гостей. Это Джон понял по лицам людей, что почти заглядывали в окно кареты, когда они проезжали чужие дома. Они были полны неприязни и отвращения. Кое-что объединяло этих людей с незнакомцами из леса: у всех в глазах стоял испуг. У кого-то он горел пожаром, и глаза у таких людей готовы были сбежать с лица, бросив хозяина. А кто-то смог утихомирить страх, и его могли разглядеть только очень проницательные люди. Джон к таким относился. За долгие годы одиночества и работы с людьми, он все больше слушал и меньше говорил. Наблюдая за пациентами, он проникал в них, открывая их картину мира, их мысли и эмоции. Потому он с легкостью читал людей и все их мысли, что были точно пером для него написаны на пустых лицах.

Джон затащил сумки в дом, хозяйка которого была единственным человеком, согласившимся принять его у себя, не обращая внимания на косые взгляды людей. Извозчик, бросивший Джона наедине с его вещами, поболтал с ней, ловко взобрался на к'oзлы и отправился обратно, бурча что-то себе под нос. Джон не понял, что он говорил, но смог разобрать только такие отдельные слова и фразы как: «жалкий городишко», «бедный паренек», «точно помрет» и еще пара приятных замечаний. Ухмыльнувшись, доктор Чилтон отправился в предназначенную ему комнату. Она была немного больше его старой, но гораздо уютнее. Большой деревянный стол возле окна, выходившего в крохотный сад, белоснежное накрахмаленное постельное белье и еще пара мелочей, которые для него заботливо подготовила хозяйка. Он подошел и выглянул в небольшое окно. Он устремил взгляд вдаль. Через ветви деревьев Джон наблюдал за катящимся все дальше от города извозчиком. Дом стоял на отшибе, не привлекая внимания. С одной стороны его окружал обрыв, с которого открывался вид на город, а с другой дорога, ведущая к нему. Вблизи дома стояла старая заброшенная церковь. Джона весьма поразили разбитые окна и заросшие плющом двери. Казалось, молитвы и вера – единственное, что всегда будет в приоритете у людей, особенно в такое в смутное время. Но старая, никому не нужная церковь доказала обратное.

Дом, в котором он поселился, принадлежал одинокой женщине. Кто она и чем занимается, Джон узнал благодаря своему извозчику, который, увидев вдову и оценив ее как «вполне добротную бабу», направился прямиком к ней, забыв про Джона и его вещи. Пока он рассматривал дом снаружи, ловко подслушал их разговор. Женщина не была против общения, а потому легко выложила о себе все. Детей у нее не было и слыла она вдовой, поэтому сдавала комнаты в доме, чтобы хоть как-то зарабатывать себе на жизнь, несмотря на то, что комнату за все время смогла сдать только одну – Джону. Помимо этого она занималась рукоделием и ухаживала за садом, дающим превосходные плоды и позволяющие ей продавать их на рынке. Выглядела она, как переживший много горя человек: худая и немного сгорбленная, черные волосы с небольшой проседью. Лицо ее было изрезано морщинами, хотя на вид ей было всего около сорока лет. Однако все это скрашивала добрая улыбка и мягкий взгляд. Довольно приятная особа, хотя и в ее глазах Джону удалось уловить нотку ужаса.

Он поставил тяжелый чемодан на кровать и стал раскладывать вещи. Делал он это не торопясь, ведь выходить и знакомиться с городом и его подозрительными жителями желания у него не было абсолютно никакого. Однако, чтобы понять сущность Торнберга и узнать его правила, необходимо было погрузиться в ту же пучину, в которой варились жители. Примостившись на краю кровати и достав дневник, Джон еще раз пролистал страницы. Мать сделала совсем немного описаний жителей, среди которых Джон узнал свою новую хозяйку. Но ничего подозрительного на протяжении нескольких страниц он не заметил. «Хм, здесь она пишет, что церковь действует и горожане радостно приветствуют новоприбывшего священника. Преподобный Корнелл явно нравился людям, судя по воспоминаниям матери». Однако после этих записей ничего больше не было сказано, и Джон решил завершить на сегодня расследование.