Вильгельм I и нормандское завоевание Англии
Шрифт:
Родство герцога с некоторыми епископами хотя и вызывало определенные неудобства, но, по крайней мере, содействовало образованию пирамиды церковной власти по аналогии со светской иерархией. Кроме того, в целом епископы были более послушны герцогу, чем графы. Хотя епископы и принадлежали к светской знати и поэтому имели вассалов, а иногда и феодальное войско, они все же были склонны обращаться к герцогу за защитой от соседей. Они с радостью предоставляли ему место председателя на соборах и одобряли его интерес к церковным делам. Соборы, или синоды, которые с 1042 г. устраивали архиепископы Руанские и на которых присутствовали нормандские епископы и аббаты, свидетельствуют о том, что прелаты в то время пытались прибрать власть в Нормандии к своим рукам. На соборе, проведенном примерно в 1042 г., председательствовавший архиепископ Можер позволил себе сделать некоторые критические замечания относительно поведения своего племянника-герцога, а ожесточенные нападки на все виды симонии (продажи церковных должностей и духовного сана) были, вероятно, косвенно направлены против Вильгельма. Однако соборы, созванные архиепископом Маврилием в 1063 г. в Руане и в 1064 г. в Лизье, на которых главным образом обсуждалось непристойное поведение священников и случаи вступления их в брак, целиком соответствовали желаниям Вильгельма и получили полную поддержку с его стороны. На этих соборах осуждали и другие нарушения церковных установлений; очевидно, главная их цель состояла в попытке принудить низшее духовенство вести жизнь по уставу. И это было только началом кампании — главное наступление было предпринято после 1067 г., когда архиепископом стал Иоанн Авраншский. Судя по всему, нормандские прелаты становились
Принимать соборные постановления было бы бесполезно, если бы у епископов не было должностных лиц и церковных судов для проведения в жизнь их решений. Главными судебными исполнителями епископа были его архидиаконы — эту должность иногда жаловали своим вассалам. Епископ и архидиаконы вершили суд по закону церкви — каноническому праву. Согласно нормандскому обычаю, епископ и его слуги обладали исключительным правом устраивать ордалии {8} , с помощью которых можно было разрешить большинство правовых споров, и, кроме того, епископу предоставлялись юридические полномочия, которые можно разделить на три вида: юрисдикция над святыми местами и их жителями, право карать преступников и грешников в рядах духовенства, а также сходное, но гораздо более ограниченное право подвергать наказанию согрешивших мирян (включая принятие решений по матримониальным вопросам). Все эти юридические полномочия входили в число феодальных прав епископа ( leges episcopates), и вовсе не рассматривались в свете идеологического разделения власти между Богом и кесарем, и поэтому герцог относился к ним как к любым другим юридическим правам своих вассалов, контролируя, ограничивая или расширяя их так, как он считал разумным или целесообразным. В 1080 г. в Лильбоне он внес в них радикальные изменения, мало считаясь с вышеупомянутым принципом. В то же время он всегда выступал в защиту епископских прав, когда это было в его интересах. Он оказывал всемерную поддержку при обуздании преступности и порока, особенно среди духовенства. Он даже подвергал наказанию церковных судей в случае их недобросовестности. Однако у Вильгельма не было ни малейшего намерения позволять церкви посягать на его собственные права или на права его баронов. Исполняйте свои обязанности и как можно лучше, не вмешиваясь в дела других, — вот какова была его позиция.
Гильом де Пуатье утверждает, что Вильгельм регулярно посещал мессу, был внимателен к наставлениям духовенства и особенно благоволил к монахам. Анонимный автор — возможно, монах из Кана, — повествуя о смерти Вильгельма, просто переписал несколько фраз из 26-й главы книги Эйнхарда «Жизнь Карла Великого», чтобы воздать хвалу набожности Вильгельма. Этот плагиат не стоит воспринимать всерьез. Все эти писатели просто идеализировали отношение воинов к церкви. Рыцарь — человек, избравший опасное ремесло, — часто просил у Бога помощи и защиты, но обычно презирал священников из-за их рода занятий, а также из-за их «лицемерия» — ведь это были люди, которые порицали чужие пороки, но сами вели грешную жизнь. В отличие от вассала, хранящего верность своему сеньору, они сошли с праведного пути. Однако монахи избежали такого презрения. Они были «воинством Христовым» ( militia Christi), и всем было очевидно, что они мужественно и преданно сражаются, служа своему господину — Богу. Поэтому до начала правления Вильгельма бароны гораздо чаще, чем герцоги, основывали монастыри, поселяя в них праведных монахов, чтобы те ходатайствовали перед Богом за основателя их общины и членов его семьи и молились о его безопасности и благосостоянии. В битве при Гастингсе среди воинов присутствовали Одо, епископ Байе, и Жоффруа, епископ Кутана, а также множество других священнослужителей и монахов. Они находились там, как нам напоминает Гильом де Пуатье, чтобы сражаться своим оружием — молитвами. После победы Вильгельм, со свойственным ему чувством справедливости и благодарности, ограбил английскую церковь, чтобы вознаградить те нормандские монастыри, которые, как могли, радели о его благе. Однако монахов Бретани он в основном обошел наградами — вероятно, из-за того, что бретонцы обратились при Гастингсе в бегство.
Хотя Вильгельм унаследовал от отца девять аббатств и один женский монастырь, он проявил довольно мало рвения, чтобы умножить число этих обителей. Он основал два монастыря в Кане в качестве покаяния за кровосмесительный брак, а также аббатства в Монтебуре и английском Батле во искупление убийств, совершенных в битве при Гастингсе. Тем не менее эта мода распространилась среди вельмож: бароны и рыцари Вильгельма построили в герцогстве примерно семнадцать мужских и шесть женских монастырей, при этом иногда возвращая церкви земли, отобранные когда-то у более древних аббатств. Далее мы увидим, что герцог вовсе не собирался жертвовать своими наследственными владениями. И действительно, основывая монастыри, в большинстве случаев он ограничивался минимальными затратами. Когда Вильгельма хоронили в стенах церкви Св. Стефана в Кане, некто Асцелин Фиц-Артур заявил, что герцог незаконно лишил его отца земли, на которой была построена эта церковь. Среди присутствовавших оказались свидетели, поддержавшие обвинение Асцелина. Было ли оно истинным или ложным, неизвестно, но Вильгельм, должно быть, действительно получил эту землю не без некоторого самоуправства, так что от Асцелина пришлось откупиться, чтобы продолжить церемонию. Недорого обошлось и аббатство в Баттле. Однако Вильгельм все-таки считался набожным человеком, и именно благочестием объясняли то обстоятельство, что он позволял своим баронам жертвовать средства на основание монастырей и подтверждал их хартии, хотя, с точки зрения человека военного, это была совершенно ненужная трата денег.
Гильом де Пуатье считает, что при Вильгельме монастыри Нормандии могли сравниться со знаменитыми в прошлом египетскими обителями. Однако из-за нехватки свидетельств мы мало знаем о том, какова была жизнь внутри этих монастырей. По-видимому, позднее нормандцы придерживались мнения, что в 1035 г. монастыри находились в плачевном состоянии, а во время правления Вильгельма во всех отношениях был достигнут значительный прогресс. В Нормандии существовала давняя традиция врачевания и образования, восходившая к Вильгельму Дижонскому, и вполне естественно, что к 1066 г. в святых обителях стали появляться монахи, чьи литературные труды или доброе имя остались в веках, — например, Вильгельм Калькулий из Жюмьежа, вскоре после 1070 г. написавший запутанную и бедную по содержанию историю герцогов Нормандских, и Дюранд из Сен-Вандриля, ученик германца Иземберта и впоследствии аббат Троарнский, сочинивший на довольно изысканной латыни богословский трактат, направленный против Беренгария Турского. Прославленные итальянцы Иоанн Равеннский, Ланфранк Павийский и Ансельм Аостский возглавляли монастыри в Фекане, Кане и Беке соответственно. Однако высокая репутация, которой Ланфранк пользовался в герцогстве, лишь является доказательством того, что уровень образованности здесь был сравнительно низким, а один из наиболее одаренных летописцев того времени, Гильом де Пуатье, был не монахом, а представителем белого духовенства — архидиаконом, получившим образование в Пуатье. В общих чертах ситуация, по-видимому, была такова, что старые монастыри повышали свой культурный уровень в области литературы и искусства, тогда как в новых эти направления только начинали зарождаться. Основным идеалом все еще было благочестие, а не ученость. Ярким примером является аббатство Бек — эта бедная община, сначала знаменитая только своей искренней набожностью в сочетании с неграмотностью, в итоге превратилась в прославленную колыбель учености и стала украшением не только Нормандии, но и всего западного христианского мира.
Нам известно кое-что о ранней истории Бека, потому что один из его монахов, Гильберт Криспин, ставший аббатом Вестминстерским, с любовью писал о его основателе Герлуине и о Ланфранке — еще одном прославленном деятеле, сыгравшем решающую роль в судьбе монастыря, — так как они оба были его наставниками. Герлуин, отпрыск знатной семьи, рыцарь Жильбера, графа Брионнского, дяди герцога Вильгельма, еще в молодости отрекся от мирской жизни по не вполне ясным причинам. Получив разрешение своего сеньора, он пожертвовал церкви свои наследственные имения и примерно в 1034 г., незадолго до того, как герцог Роберт отправился в Иерусалим, собственными руками построил на своих землях в Бонвиле часовню. По ночам он учился читать псалтырь. Он посещал соседние монастыри, чтобы изучить их устав, и, несмотря на то что остался ими недоволен, сровнял с землей прежнюю часовню в Бонвиле и построил на ее месте монашескую обитель. Монастырскую церковь освятил Герберт, епископ Лизье (1026–50 гг.), он же постриг Герлуина и двух его спутников в монахи, позже рукоположил его в священники, а затем, когда община выросла, назначил его аббатом. В Бонвиле монахи жили, возделывая землю, словно крестьяне, а тот факт, что мать Герлуина выполняла у них работу и прачки, и кухарки, только лишний раз свидетельствует об их крайне бедственном материальном положении. Место, выбранное Герлуином для монастыря, было уединенным, почва здесь была неплодородной, а ближайший источник воды находился в двух милях. В связи с этим было решено перенести обитель в другое владение Герлуина — Бек, расположенный на реке, давшей ему свое название, в одной из лесистых долин возле Брионна. Здесь монахи соорудили деревянную церковь и монастырь, но Герлуина снова ждала неудача — местность оказалась нездоровой, и вскоре среди монахов стало назревать недовольство, а некоторые из них даже спасались оттуда бегством. Около 1042 г., словно посланный Богом, в аббатстве остановился Ланфранк Павийский, который здесь же решил постричься в монахи. Он тоже едва не сбежал — этому ученому мужу внушали отвращение столь суровые условия жизни и дикие нравы монахов, — но все же остался, а три года спустя вернулся к своему ремеслу преподавателя.
Благодаря славе Ланфранка как ученого у монастыря появился скромный достаток, однако стало не хватать свободного места. Ланфранк был назначен приором и следил за порядком в монашеской общине, тогда как в ведение Герлуина перешло монастырское хозяйство. Вскоре Ланфранк стал настаивать на том, чтобы обитатели аббатства переселились в какое-нибудь более благоприятное и просторное место неподалеку. В 1060 г. здесь со своими спутниками побывал Ансельм Аостский, и некоторое время спустя Герлуина удалось убедить в необходимости очередного переселения, после чего началась постройка новой обители. В 1063 г. Ланфранк покинул монастырь и стал аббатом Канским, а впоследствии — архиепископом Кентерберийским. Однако в октябре 1077 г. он вернулся во всем своем великолепии, уже как «примас всей Британии», чтобы освятить новую церковь. Бекское аббатство к тому времени уже обладало богатыми земельными владениями, было знаменитым, а монашеская община значительно выросла в числе. На освящение пришло столько народа, да еще и пребывавшего в таком восторге, что многие монахи не смогли найти свободного места, чтобы принять участие в торжестве. Хотя король Вильгельм вместе с супругой находился в это время в Нормандии, на церемонию они тем не менее не приехали. Вероятно, Вильгельм так и не смог в полной мере понять, какое значение имел Бек для духовной жизни его подданных. Прожив совсем немного после самого счастливого дня в своей жизни, Герлуин скончался в 1078 г. в возрасте 84 лет, а его преемником стал Ансельм. За 44 года, пока аббатство возглавлял Герлуин, оно подверглось коренным преобразованиям. Этого рыцаря, научившегося читать лишь в зрелом возрасте, монахи любили и уважали больше всех на свете.
Гильберт Криспин говорит о Герлуине и Ланфранке почти с равным почтением и любовью, и то, что он преклоняется перед обоими своими наставниками, несмотря на все их различия в характере и уровне культуры, только свидетельствует о благоприятной атмосфере в аббатстве. Тот колорит, которым позднее прославился Бекский монастырь, придал ему не кто иной, как Ланфранк. Уроженец ломбардского города Павии, деятельный юноша, жаждавший знаний, он прошел обучение в итальянских школах, а затем стал странствующим ученым и отправился в Нормандию, где и основал в Авранше свою собственную школу. Его провозглашали величайшим знатоком свободных искусств в Европе и особенно ценили как диалектика, так как он был настоящим мастером диспутов. Однако, став монахом, Ланфранк отказался от мирской науки, ибо теперь он считал языческих писателей непристойными, веру и вероучение — понятиями, не имеющими отношение к упражнениям в диалектике, а риторику — занятием, неподобающим для монаха. Он занялся изучением двух основных для монахов предметов — Библии и канонического права, — но не оставил заметного следа ни в той, ни в другой области. При толковании Священного Писания он — и по необходимости, и по собственной склонности — ограничился простым объяснением значений слов, поэтому его комментарии вскоре стали считаться примитивными и скучными. Составленный им свод канонического праву и устав Кентерберийского аббатства оказали влияние на английскую церковь после нормандского завоевания и часто использовались друзьями и собратьями при разрешении различных правовых, литургических и теологических вопросов, но его труды и взгляды все же быстро устарели. Выступив против одного из своих учителей, Беренгария Турского, в защиту консервативных взглядов на таинство евхаристии от более отвлеченных и, по утверждению Ланфранка, еретических воззрений диалектической школы, он вызвал в Нормандии всплеск интереса к богословию. Нормандия гордилась Ланфранком, тем более что Беренгарию покровительствовали графы Анжуйские. В свою очередь, Вильгельм подверг сторонников Беренгария гонениям, тем самым показав свою приверженность ортодоксальному учению. Однако настоящих успехов Ланфранк добился не в сфере творческого мышления, а на поприще преподавания. В свое время он основал в Беке школу, чтобы обеспечить Бекское аббатство доходом. В эту школу стекалось множество учеников, а некоторые из них впоследствии прославились гораздо больше своего учителя. Кроме того, надо упомянуть, что Ланфранк был духовным наставником Вильгельма и поэтому мог оказывать влияние на церковные дела.
Хотя Ланфранк и стал аббатом Канским в 1063 г., а в 1070 г. архиепископом Кентерберийским, отказавшись занять епископскую кафедру в Руане в 1067 г., он все же был не карьеристом, а просто пытался найти свое место в жизни. Своими успехами в миру он был в значительной степени обязан тому, что, так сказать, всегда плыл по течению — причем то одной реки, то другой, — а не против него. Он оказался человеком, прекрасно подходившим для того, чтобы стать советником правителя, благожелательно настроенного по отношению к церкви. Он всегда стремился к власти и чувствовал себя прекрасно в роли второго человека в государстве. Если не считать одного случая, когда между ним и герцогом возникли острые разногласия — по всей видимости, в связи с браком Вильгельма, — он никогда не вступал в конфликт со светской властью и действительно преданно служил Вильгельму, занимаясь многими мирскими делами. Он также поддерживал реформаторские устремления папства и во многом соглашался с целями, которое оно преследовало. Как монах, он был ярым сторонником безбрачия духовенства и противником распущенности. Вряд ли он задумывался над тем, к каким политическим последствиям могут привести некоторые идеи, выдвигаемые папской курией, а всякий раз, как возникал правовой или политический спор, он прятался за спину герцога и, позже, короля. Как бы то ни было, союз Ланфранка и Вильгельма мог быть очень успешным и плодотворным.
Вильгельм всегда оставлял за собой последнее слово. Он не выносил никакого противодействия, в том числе и со стороны аббатов и монахов. Подобно тому как раньше он добился низложения своего дяди Можера, архиепископа Руанского, в 1061 г. он избавился от другого родственника — Роберта де Гранмениля, аббата Сент-Эвру, — из-за неосторожных слов, произнесенных им во время восстания, в котором был замешан род этого церковнослужителя. Согласно Ордерику Виталию, Роберт отправился в Рим и вместе с папскими легатами привез грамоты, подтверждавшие его восстановление в сане. Однако когда он встретился с герцогом в Лильбоне, Вильгельм заявил, что с почтением примет нунциев папы, чтобы обсудить любой вопрос, касающийся веры и религии, но если какой-нибудь монах из его собственных владений выдвинет против него ложное обвинение, он, уже без всякого почтения, прикажет повесить его на самом высоком дубе в ближайшем лесу. Возможно, эта история вымышлена, но Вильгельм, несмотря на значительное давление с разных сторон, все же категорически отказался вернуть Роберта на прежнее место. Как обычно, он руководствовался несколькими мотивами. Во-первых, он устранил аббата, который был родственником основателя монастыря, и назначил на его место Осборна, человека добропорядочного и творческого; во-вторых, тем самым он наказывал мятежный род. Вильгельм мог быть жестоким. Когда Ланфранк вступил с ним в конфликт — вероятно, из-за его брака, — герцог приказал ему покинуть страну, а своим слугам повелел сжечь одну из деревень, принадлежавших его монастырю. Ланфранк все-таки получил прощение, но к тому времени селение уже было уничтожено.