Вильям и Мэри
Шрифт:
– Я получила твое письмо, дорогой, и тут же пришла навестить тебя. Доктор Лэнди говорит, у тебя все замечательно. Может быть, если я буду говорить медленно, ты сможешь немного понять, читая по губам.
В том, что глаз следит за ней, сомневаться не приходилось.
– Здесь делают все, чтобы тебе было хорошо, дорогой. Это чудесная штука, аппарат, все время качает кровь, и я уверена, он намного лучше, чем те простенькие старые сердца, которые у всех нас. Наши в любой момент могут разорваться, а твое будет биться всегда.
Она тщательно
– Ты прекрасно выглядишь, дорогой, просто прекрасно. Правда.
На вид этот глаз был несравненно приятней, чем любой из двух в прежние времена, отметила она про себя. Откуда-то исходила мягкость, спокойствие, доброжелательное выражение, которого они никогда раньше не видела. Может быть, все дело в той точечке в центре, в зрачке? Прежде у Вильяма зрачки всегда были маленькими черными булавочными головками. Они, бывало, вспыхивали, пронзая твой мозг, видели тебя насквозь и всегда тут же знали, что ты замышляешь, и даже то, что ты думаешь. Но тот глаз, на который она сейчас смотрела, был большим, кротким и спокойным, почти как у коровы.
– Вы абсолютно уверены, что он в сознании?
– спросила она, не поднимая взгляда.
– О да, совершенно, - ответил Лэнди.
– И он действительно видит меня?
– Он прекрасно видит.
– Это просто чудо. Он, наверное, пытается понять, что произошло.
– Вовсе нет. Он прекрасно знает, где он и почему. Он не мог этого забыть.
– Вы хотите сказать, он знает, что он в чаше?
– Конечно. Если бы у него был дар речи, он, наверно, смог бы вести вполне нормальную беседу с вами в данный момент. Насколько я могу судить, в умственном отношении не должно быть абсолютно никакой разницы между вот этим Вильямом и тем, которого вы знали раньше дома.
– Боже мой, - сказала миссис Перл и замолчала, размышляя над этим интригующим обстоятельством.
Ну вот что, сказала она самой себе, заглядывая теперь за глаз и рассматривая громадный серый, освобожденный от скорлупы грецкий орех, столь мирно лежавший под водой. Я почти уверена, что предпочитаю его таким, какой он сейчас, и полагаю, что могла бы очень спокойно жить с этим Вильямом. С таким бы я справилась.
– Он всегда такой спокойный, да?
– сказала она.
– Естественно, он очень спокойный.
Никаких споров и критики, подумала она, нет этих вечных замечаний, правил, которым надо починяться, запретов курить, нет пары холодных осуждающих глаз, следящих за мной поверх книги вечерами, не надо стирать и гладить рубашки, не надо готовить обеды - ничего, кроме стоку аппарата сердца, да и то звук довольно умиротворяющий и, кончено, не настолько громкий, чтобы помешать смотреть телевизор.
– Доктор, - сказала она, - мне кажется, я проникаюсь все большей нежностью к нему. Это звучит странно?
– Я думаю, это вполне объяснимо.
– Он выглядит таким беспомощным и тихим, лежа здесь под водой в своей маленькой чаше.
– Я с вами вполне согласен.
– Он как младенец, вот на кого он похож. Совсем как младенец.
Лэнди спокойно стоял сзади нее, наблюдая.
– Ну - сказала она тихо, вглядываясь в чашу, - впредь за тобой будет ухаживать только Мэри, она одна, и тебе не о чем больше беспокоиться. Когда мне можно забрать его домой, доктор?
– Простите?!
– Я спросила, когда мне можно забрать его обратно домой?
– Вы шутите!
– сказал Лэнди.
Она не спеша обернулась и посмотрела прямо на него.
– С какой стати я буду шутить?
– спросила она. Ее лицо просветлело, глаза раскрылись и сверкали, как два бриллианта.
– Его ни в коем случае нельзя перемещать.
– Не понимаю почему.
– Это научный эксперимент, миссис Перл.
– Это мой муж, доктор Лэнди.
Странная, нервная полуулыбка появилась на губах Лэнди.
– Видите ли...
– сказал он.
– Но это действительно мой муж.
В ее голосе не было раздражения. Она говорила спокойно, будто всего лишь напоминала ему о простом факте.
– Дело тут довольно сложное, - сказал Лэнди, облизнув пересохшие губы.
– Вы теперь вдова, миссис Перл. Я думаю, вам надо смириться с вашим положением.
Она резко отвернулась от стола и подошла к окну.
– Я говорю серьезно, - сказала она, роясь в сумке в поисках сигареты. Я хочу, чтобы он опять был дома.
Она взяла сигарету и закурила. Лэнди смотрел, как она взяла сигарету, закурила. Или он ничего не понимал, или эта женщина немножко ненормальная. Ей, похоже, доставляет удовольствие, что ее муж находится там в чаше.
Он попытался представить, что бы он чувствовал, если бы там лежал мозг его жены и ее глаз уставился бы на него снизу из этой капсулы.
Ему бы это не понравилось.
– Может быть, вернемся ко мне в кабинет?
– сказал он.
Она стояла у окна, явно спокойная и удовлетворенная, попыхивая сигаретой.
– Хорошо.
Проходя мимо стола, она остановилась и еще раз наклонилась над чашей.
– Мэри сейчас уходит, любимый, - сказала она.
– Ты только ни о чем не беспокойся, понимаешь? Мы скоро отправимся домой, где за тобой будет надлежащий уход. И послушай, дорогой...
– Тут она поднесла к губам сигарету, чтобы затянуться.
Глаз тут же сверкнул.
Она в этот момент смотрела прямо в него и в самом его центре увидела крошечную, но яркую вспышку, и зрачок сузился до мельчайшей черной точечки, пронзившей ее своей безудержной яростью.
А она все стояла, склонившись над чашей, держа в руке сигарету и наблюдая за глазом.
Потом, нарочито медленно, не спеша, взяла сигарету в рот и глубоко затянулась. Глубоко вздохнув, она три-четыре секунды продержала дым в легких; потом вдруг - пфу!
– из ее ноздрей вышли две тонкие струйки, ударились о воду в чаше и поднялись над поверхностью плотным синим облачком, окружив глаз.