Вино фей
Шрифт:
— Я вообще не помню, чтобы мой дорогой братец хоть что-то отказался оприходовать.
В голосе Энтони проступила брезгливость. Голоса их приближались, и Черити торопливо свернула в боковую аллею, где за кустами лигуструма её не было видно.
— Крайтон сказал, что брак — самая высокая цена, которую мужчина может заплатить за женщину, но ему он не по карману.
— Надоел ты мне с цитатами из Фрэдди. Он слишком много о себе мнит, — зло уронил Энтони.
— Может и так. Но в любом случае, твоя Сесили с ума по нему сходила, и отрицать это ты не можешь.
— Мне-то что? Она
— Девице проще полюбить того, за кого выйдет, чем выйти за того, кого любит. Мисс Сесили Винсента, конечно, не полюбит, но мечтать о Крайтоне ей тоже глупо и она это, похоже, поняла.
Шаги их стихли за воротами.
В воскресение Черити проснулась на рассвете, хотела надеть сшитое накануне платье, но почему-то раздумала, надев обычное серое. Она нервничала и плохо спала ночь. Под утро ей приснилось, что в церкви мимо скамей шёл господин, чёрный и страшный, как дьявол, он медленно подходил к ним, но никто не пугался, все раскланивались с ним и никто не замечал, что вместо ботинка из-под его гамаш выглядывает копыто.
Сон был всего-навсего отражением её дневных страхов, но проснулась Черити совсем больной.
Воскресное утро в поместье Хейвудов было привычно суетно. Все семейство собиралось в церковь, Вирджиния немного хандрила, но была спокойнее, чем в предыдущие дни. Энтони и Винсент казались заспанными, засидевшись допоздна за вистом, сэр Тимоти за ранним завтраком спорил со старшим сыном о двух ближайших выгонах и гунтере, которого собирался купить Винсент.
Наконец леди Дороти приказала подать экипаж.
В карете обычно размещались все Хейвуды, потом экипаж возвращался за Черити, Льюисом, когда он был дома на вакациях, управляющим и домоправительницей. Сама Черри находила снобизм Хейвудов нелепым: до церкви рукой было подать, и если зимой ещё можно было оправдать пользование каретой, то по весне нужда в ней вовсе отпадала. Однако леди Хейвуд не могла примириться с тем, что в ряду экипажей у собора не будет кареты их семейства.
Хейвуды не нищие и пешком не ходят!
Сегодня Черити попросила разрешения леди Дороти пройтись до собора: ей немного нездоровится, пояснила она, прогулка освежит её. Тётя, заметив, что племянница действительно немного бледна, кивнула, и Черити, надев старую шляпку, почти закрывавшую лицо, торопливо пошла к храму. Ей хотелось прийти первой, до прибытия экипажей, и, главное, до приезда кареты леди Хэрриет Рэнделл.
Она зашла в обрамляющий церковный двор клуатр, наружная стена которого изгибалась арочной колоннадой, и прошлась вдоль неё. Прогулка и мягкий свет утреннего солнца чуть успокоили. Через несколько минут стали подъезжать первые экипажи. Черити остановилась на выходе из клуатра и внимательно разглядывала кареты. Леди Рэнделл никогда не опаздывала, её ландо Черити знала и не боялась пропустить.
Сама Черити устала от беспокойства и бесконечных гаданий и сейчас хотела только определённости — пусть и худшей. В конце концов, если это те самые Клэверинги — что с того?
Черити сказала себе, что если это окажутся они, она в этот же вечер напишет мисс Стивенс и попросит более подробного рассказа о том, кто эти люди. Если же это не
Тут подъехало ландо Рэнделлов. Из него легко выскочил джентльмен, он протянул руку леди Рэнделл, потом помог выйти из экипажа молодой девушке. Леди Хэрриет Черити безошибочно узнала по прямой осанке и чёрной вуали, а вот разглядеть лица приезжих из-за шляп не могла. Она поспешно двинулась к входу, стремясь смешаться с толпой прихожан и оказаться поближе к леди Рэнделл.
Но тут её окликнули приехавшие Хейвуды. Одновременно появились Кассиди, Марвеллы, Арбетноты и несколько других знакомых семейств. Все раскланивались, приветствовали друг друга, и, конечно же, леди Рэнделл и её гости оказалась в центре внимания. Мистер Клэверинг, представленный леди Кассиди, снял шляпу, и в его лёгком поклоне Черити тут же узнала гостя тётушки Флинн.
Надежды на ошибку больше не было. Это были они. Черити спряталась за спины Арбетнотов и с тоской следила за знакомством Хейвудов и Кассиди с приезжими. Взгляды всех мужчин сразу обратились к мисс Клэверинг, ошеломляющая красота которой явно поразила их воображение.
Племянница леди Рэнделл в монашески-строгом тёмно-лиловом платье была ослепительно хороша, точно фея Моргана. Её пуританский наряд удивительно подчёркивал классический овал точёного лица, лишённого скул и румянца, выделял бледный лоб и зеркальные глаза, подлинно напоминавшие колодцы с тёмной водой и плавающей в её отражении таинственно-мертвенной луной.
Мисс Хейвуд и мисс Кассиди, хоть и разряженные, выглядели рядом с ней жалкими провинциалками. Но сами они почти не обратили внимания на мисс Клэверинг, ибо не отрывали глаз от молодого приезжего. Черити заметила, что его взгляд стал таким же, как прежде — спокойным, отстранённым, благожелательным и прозрачно-стеклянным. Лицо, точно отчеканенное резцом опытного ваятеля, казалось неподвижным и безжизненным, как мрамор.
К ним подошёл мистер Фредерик Крайтон, и Черити отметила, что он рядом с мистером Клэверингом точно стал меньше ростом, казался пучеглазым, полноватым и вообще выглядел немного франтовато.
Черити отвернулась и, протиснувшись сквозь толпу, вошла под своды огромного храма. Великолепие его витражей, роспись сводов и арок, являвших средневековое благородство и благолепие веры, на этот раз не были замечены ею. Лишь расположенная посреди храма купель с зеркальной поверхностью, напомнившая глаза Клэверинга, снова заставила её замереть в испуге.
В церковь тем временем прибывали прихожане, леди Рэнделл с племянником и племянницей прошли вперёд и сели на первую скамью, а Черити опустилась там, где сидела обычно, с самого края, недалеко от входа в притвор, и постаралась стать как можно незаметнее. Она никак не могла собраться с мыслями, чувствовала лишь, как шумит в ушах и сбивается дыхание.
Итак, никакой ошибки не было. Это те самые люди, один вид которых заставил бедняжку Флору Стивенс побелеть и едва не лишиться чувств. Мисс Стивенс, хоть Черити знала её совсем мало, была разумна и сдержана, а если разумный и сдержанный человек так подавлен и испуган — это означало только одно: есть чего пугаться.