Вино фей
Шрифт:
Публика уже разъезжалась, карету Хейвудов подали одной из первых, и Черити заметила, что Вирджиния, мрачная и совсем тёмная с лица, села рядом с отцом, даже не обернувшись на провожавшего её Филиппа Кассиди.
Клэверинг же взял под руку сестру и леди Рэнделл и двинулся к их экипажу. Впрочем, он тут же вернулся и, извинившись, протянул мисс Тэннант-Росс её бальную сумочку, которую захватил по ошибке, приняв за сумочку сестры. Энтони, странно молчаливый, проводил его сиятельство с сестрой глазами до экипажа. Мистер Крайтон, растерянный и мрачный, потерявший свой всегдашний лоск, смотрел на мисс Тэннант-Росс так, точно впервые видел.
— А ты понравилась его сиятельству, Черити, — раздался сзади голос миссис Кассандры Стэнбридж.
Она с супругом и сыном подошли незаметно. Черити лишь пожала плечами: сейчас, когда Клэверинги уехали, она была откровенно рада, у неё точно сняли камень с души.
— Да, наша красавица Черити имела успех, — усмехнулся пастор. — Леди Рэнделл изволила сказать, что у неё совершенно мужская манера игры и отличное чутье игрока, а мисс Клэверинг заметила, что столь редкую красоту нечасто встретишь.
Черити нервно сжала ручку сумочки и удивлённо посмотрела на пастора. Сегодняшний вечер добавил ей уверенности и несколько поднял её мнение о себе, она подлинно ощутила себя равной всем остальным, чего не было годами. И она ещё не привыкла к этому ощущению. Мысль же, что она красива — и не так, как другие, пока просто не укладывалась у неё в голове.
— Да, Черри, твой дебют был великолепен, — улыбнулся ей Остин Стэнбридж.
Голос его звучал мягко, но Черити неожиданно уловила в нём нотки странного разочарования.
— Завтра мы сможем всё обсудить, — тихо сказала миссис Стэнбридж.
Черити проворно взглянула на неё, поймала быстрый взгляд и кивнула, поняв, что ей завтра обязательно надо зайти к миссис Стэнбридж.
Экипаж вернулся за ними через несколько минут, Энтони заговорил только в темноте кареты.
— Ты и вправду рассказала его сиятельству о нашей замечательной семейке, Черри? — голос Энтони был не похожим на себя, странно вкрадчивым и мягким. Именно так разговаривал с её семейством милорд Клэверинг.
Черри насторожилась.
— Он просто задавал вопросы, — лёгким тоном сказала она, — я отвечала, и возможно, наговорила больше, чем нужно. Но мне не показалось, что он любопытствовал сверх меры.
— А он что-нибудь рассказал о себе или своей сестре?
— Нет, — покачала головой Черити. — Понимаешь, я случайно видела его в марте у тётушки Флинн в Бате. Он с сестрой привёз ей письмо от нашего кузена Селентайна.
— Ты не говорила, что раньше была знакома с его сиятельством, — Энтони в проскочивших мимо огнях встречной кареты был нахмурен, мрачен и кусал губы.
Черити пожала плечами.
— Я и не была с ним знакома, — возразила она. — Нас никто не представил друг другу, и я понятия не имела, что приехавшие родственники леди Рэнделл — те самые Клэверинги, и только на службе в храме узнала их, — оправдалась она.
— Так он — друг Селентайна?
— Говорит, что да. — Тут Черити вспомнила сказанное графом об Остине Стэнбридже. — А о чём вы говорили со Стэнбриджем в коридоре за Большой гостиной?
На несколько секунд повисло молчание, и Черити поняла, что кузен лихорадочно пытается придумать что-то, что можно было бы выдать за тему разговора. Стало быть, милорд вовсе не лгал, когда сказал, что разговор Энтони с Остином не делал чести обоим.
— Да ни чём особенном, — пожал наконец плечами Энтони, — а почему ты спрашиваешь?
— Мне показалось, вы долго там стояли.
— Да нет, с чего бы? Несколько минут.
Карета подкатила к дому Хейвудов. Энтони подал ей руку и проводил к её лестничному пролёту. На прощание ничего не сказал, и это почему-то тоже показалось Черити недобрым знаком.
Черити порадовало, что леди Хейвуд не спустилась к ней сразу по приезде выяснять все обстоятельства, явно отложив беседу до утра. А последним её изумлением в этот столь долгий день были две банкноты по двадцать фунтов, одна десятифунтовая и ещё две — невиданным раньше номиналом по сто фунтов в её бальной сумочке. К ним прилагалась записка, набросанная чеканным мужским почерком его сиятельства:
«Начальную ставку я вычитаю, но остальное — Ваш чистый выигрыш, Вишенка. Ваш Ф.Клэв.»
Когда он успел её написать?
Глава 7. После бала
Вместо терниев — розы,
На вереске пустоши
Поют медоносные пчелы.
Этот бал был для Фредерика Крайтона провалом. Причём, провалом во всем. Его самолюбие было достаточно раздутым, он был уверен в своей привлекательности, любил ловить восторженные улыбки и призывные взгляды молодых леди, обожал находиться в центре восторженного круга почитательниц, но ещё с воскресного дня с ним начали происходить странности.
На церковной службе на него никто не смотрел: даже мисс Хейвуд и мисс Кассиди, которых его пренебрежение снова сдружило, казалось, забыли о нём, что до других красоток — все их взгляды были прикованы к племяннику леди Рэнделл. Крайтон внимательно вгляделся в его сиятельство, почему-то подумав, что где-то уже видел его, но не вспомнил, где и когда. «Не иначе, в Лондоне», подумал он и забыл об этом.
Привыкший с полувзгляда оценивать женщин, правильно понимать мужчин Крайтон не умел. Но не мог не заметить, что граф выглядит вполне достойно, при этом — скромно и дорого. Его сюртук был безлик, жилет — незаметен, линии брюк ниспадали на дорогие штиблеты именно так, как предписано, шейный галстук — серый с тонкой нитью вишнёвого — был единственной данью современной моде.
Сам Крайтон любил яркие сюртуки и цветные жилеты, но тут увидел, что скромность костюма его сиятельства подлинно подчёркивала и выделяла природную красоту его хорошо вылепленного, породистого лица. При этом Крайтон, к своему удивлению, поймал на себе несколько взглядов графа, исполненных непонятной недоброжелательности. Или показалось?
Чтобы отвлечься, Фредерик на службе в храме начал разглядывать мисс Клэверинг и расстроился ещё больше. Таких девиц, несмотря на яркую красоту и светский шарм, он не любил. Это был самый ненавистный для Крайтона тип женщин. Проницательные умные глаза сестрицы графа таили понимание весьма многого, их спокойный взгляд говорил, что на мякине эту девицу не проведёшь. Такие по комплиментам оценивали не себя, а поклонника, никогда не венчались в Гретна-Грин, их головы никогда не кружились, а выбор всегда был взвешен и продуман. Такие могли влюбиться, лишь взвесив свою симпатию на аптекарских весах, и, если находили её сочетающейся с чувством долга и здравым смыслом, снисходительно позволяли себя увлечь.