Винтерспельт
Шрифт:
Шефольд звали его. Доктор Шефольд — так было написано на той бумажонке, которую этот хлыщ сунул ему под нос там, наверху, на позициях, и так он назвался, когда пришел сюда. Вспомнив имя, Райдель почувствовал облегчение. На тот случай, если когда-нибудь станут допрашивать о визите этого странного клиента к командиру, неплохо будет назвать его имя. Райдель не стал раздумывать, почему вдруг пришла ему в голову мысль, что его станут допрашивать, — слово «допрос» просто возникло в его сознании как звук, пока еще отдаленный. «Расскажите-ка нам по порядку, как все было, когда вы привели этого человека к майору Динклаге». Он отчетливо слышалэту
«Доктор Шефольд». Как он произнес свое имя, тот же сытый тон, какой был у постояльцев, когда они представлялись в вестибюле гостиницы. «Могу я просить вас доложить обо мне господину майору Динклаге?» Тон был такой, будто он разговаривал не со всемогущим батальонным фельдфебелем, а с швейцаром в дюссельдорфском отеле «Рейнишер хоф».
Сидя, словно аршин проглотил, и глядя в одну точку, Райдель сосредоточенно обдумывал, не лишит ли его Шефольд шанса безупречно выполнить задание командира, непосредственно данное ему, ничтожному маленькому обер-ефрейтору. Но, может быть, там, за дверью, на которой висит табличка с надписью «Командир», этот тип уже так основательно выпачкал его грязью, что ни о чем подобном не может быть и речи, и его вызовут туда, в лучшем случае чтобы дать взбучку, после чего ему останется только сматывать удочки и ждать, когда он окажется перед военно-полевым судом? (Предварительное заключение, скорый суд, разжалование, штрафная рота, до конца войны на хлебе и воде в командах смертников; утешением не могло служить даже то, что так же плохо будет Бореку, если удастся подставить и его.)
Если эта зараза расколется и скажет про пинок в задницу, то ему, Райделю, крышка. Тут его ничто не спасет. И в истории с Бореком ему хана: для них это будет последним доказательством того, что он агрессивен, склонен к насилию.
Он уже готовился к худшему. Он пойдет напролом — как танк. Не зря вояки придумали: не помрем, так крепче станем.
Кроме того, война вот-вот кончится. Пару недель он как - нибудь перетерпит. В России он убедился, что и в командах смертников можно жить.
Вошел фельдфебель, не обратив ни малейшего внимания на то, как Райдель рывком поднялся, встал навытяжку. Райдель снова сел. «Железного креста I степени у него нет, — подумал он, — а у меня есть. Зато у него аксельбанты, серебряные, почти такие же, как у швейцара в «Рейнишер хоф» в Дюссельдорфе».
Между двумя фразами: «Скоро здесь разыграются важные события» и «Это сообщение вы можете использовать» — фразами, вызвавшими у Шефольда острое желание расхохотаться, как он сообщил Хайнштоку (в том самом письме, которое не было написано), — Динклаге. поднялся и дал понять, что их беседа окончена. Шефольд тоже встал. Он раздумывал, что бы сказать на прощанье. Надо поблагодарить майора за совет насчет пребывания в Хеммересе или, точнее, ухода оттуда.
— Одну минуту, — сказал Динклаге. — Мне надо еще проинструктировать этого болвана.
Он взял свою палку, подошел, хромая, к двери, открыл ее и сказал:
— Каммерер, пусть войдет Райдель!
Шефольд невольно покачал головой. Этот Райдель сидел у майора перед носом — Шефольд видел его в дверную щель, — но Динклаге не обратился прямо к нему, а поручил ближайшему по званию третьему лицу позвать его. Военная иерархия состоит из перепоручений, и даже интеллигентному офицеру, командиру батальона и кавалеру Рыцарского креста, не пришло в голову нарушить эту систему.
Райдель уже стоял наготове, перекинув карабин через плечо, когда Каммерер
Как он встал по стойке «смирно», этот человек! Он не то чтобы одеревенел — он напоминал окаменевшую серо-зеленую рептилию.
— Закройте дверь! — сказал майор.
Поворот кругом, намеренно беззвучный — в этом случае не щелкают каблуками, подумал Райдель, — и снова поворот кругом, маленький солдат, глаза-буравчики в упор глядят из-под каски, заляпанной для маскировки краской неопределенного цвета.
— Где вы получили Железный крест первой степени, Райдель? — спросил Динклаге.
— В России, господин майор, — ответил Райдель. — За полсотни Иванов.
Шефольду не видно было, что отразилось при этом на лице майора.
— Вы их считали? — услышал он голос Динклаге.
— Нам было приказано считать, — доложил Райдель. — Это контролировалось.
«Фотографии лучших снайперов публиковались какое-то время в «Берлинер иллюстрирте», — вспомнил Райдель. — Мне и здесь не повезло. Я так и не попал в иллюстрированный журнал». Он с ожесточением подумал об унтер-офицере, на счету которого было 75 человек, когда его фото появилось на обложке.
— Как я слышал, вы плохо вели себя в отношении господина доктора Шефольда.
Ну вот, началось все-таки…
Он молчал. Отвечать он обязан только на вопросы.
— Это верно, что вы запрещали ему разговаривать и называли бранными словами?
И это все? Если не всплывет пинок в задницу, то пока еще не так страшно.
— Я принял этого господина за шпиона, господин майор.
Это была единственно правильная тактика-не отпираться,
не искать отговорок, а признать ошибку: это может вызвать понимание., А то, что солдат на передовой принял за шпиона человека, идущего с вражеской стороны, безусловно, должно вызвать понимание.
Правдивый. Правдивый солдат, который не лжет своему командиру. «Подлость заключается в том, что он все еще считает меня шпионом», — подумал Шефольд. «Я принял этого господина за шпиона». В его словах не было ни малейшего признака того, что он, Райдель, отказывается от своих подозрений.
Заметил ли майор эту опасность?
Но Динклаге лишь сказал:
— Судя по всему, вы слишком много думаете, Райдель.
Значит, не очень-то всерьез он болтал тогда, в Дании, о том, что ему нужны думающие солдаты. Офицерский треп, больше ничего. Райдель никогда этого всерьез не принимал.
Но то, что он не желает, чтобы Райдель думал, когда со стороны противника у самого его окопа появляется человек, — вот это потрясающе. «Он, видно, считает меня чокнутым», — мелькнуло в голове у Райделя.
Он решил, что позднее надо будет как следует пораскинуть мозгами на этот счет. А сейчас важно лишь то, что пока никто и словом не обмолвился о том пинке. Так что почти наверняка майор понятия не имел, какой идиотский номер он, Райдель, выкинул, иначе ему бы первым делом ткнули под нос именно это, а не всякую ерунду, вроде того, что он сказал Шефольду, чтобы тот заткнулся, или назвал его задницей. «Наверняка я уже не стоял бы здесь, давно меня выдворили бы отсюда, если бы командир знал, что я дал его гостю хорошего пинка. Но почему он этого не знает? — спросил себя Райдель. — Ведь тот пожаловался на меня. Почему же он не рассказал все, почему не раздул свою жалобу?»