Винтервуд
Шрифт:
— Флора, это что такое? Ты должна была отдыхать.
К ней повернулись две пары виноватых глаз. Флора захихикала, а леди Тэймсон поджала губы, хотя рука ее потянулась по одеялу к руке Флоры.
— Не надо ее бранить, мисс Херст. Это я ее пригласила. Правда, теперь я об этом жалею. Она была груба и вела себя дурно.
— Мисс Херст, бабушка Тэймсон сжульничала. Я видела это совершенно ясно. Она достаточно стара, чтобы не совершать подобных проступков.
Губы леди Тэймсон вытянулись, как щипчики для раскалывания орехов. Ее черные глаза сверкали.
— Я выиграла. Мой король побил твою даму. Если ты будешь еще со мной играть, ты убедишься, что я обычно выигрываю.
— Я бы предпочла проиграть, чем сжульничать, — выкрикнула Флора. Лицо у нее было пунцовое. — Я поражаюсь, как вы решаетесь на это — ведь вы так скоро умрете. Что вы скажете Богу?
К сожалению, Шарлотта, которой после отдыха стало лучше, именно в этот момент спускалась с Эдвардом по лестнице. Эдвард кинулся вперед. Лицо его так и сияло в предвкушении какой-нибудь неприятности.
— Флора, что случилось? Ты нагрубила бабушке Тэмсон?
— Нет. Говорить правду — не значит грубить.
— Флора! — голос Шарлотты напрягся от гнева. — Отправляйся в свою комнату. Мисс Херст, это именно то, о чем я вас предупреждала. Если вы не способны держать Флору в узде, вы ничем не лучше остальных. Я не могу допустить, чтобы мою тетю расстраивали всем этим шумом.
Леди Тэймсон выпрямилась еще больше:
— Я вовсе не расстроена, Шарлотта. Я всего лишь объясняла своей внучке, что, когда я играю в какие-нибудь игры, я обычно выигрываю.
Глаза ее как-то странно блеснули. Шарлотта это заметила, но прежде чем она успела что-либо сказать, флора упрямым тоном вставила:
— Мама, она сама захотела играть. Доктор сказал, что надо сделать все, чтобы она чувствовала себя довольной.
— Флора, будь так любезна, помолчи. Немедленно отправляйся в свою комнату. И хотя вы утверждаете, что вы не расстроены, тетя Тэймсон, вид у вас очень разгоряченный. Я считаю, вам надо отдохнуть в тишине. Если вам скучно, Эдвард может вам показать, как хорошо он умеет читать и писать. Тедди, деточка, я хочу, чтобы ты принес сюда свои новые учебники, тетради и карандаши.
Эдвард надулся, но, взглянув на мать, еле слышно пробормотал:
— Хорошо, мама.
Когда он вслед за Флорой покинул комнату, та с презрением обернулась к нему:
— Собираешься подлизываться? Я думала, ты ее ненавидишь.
— Мама говорит, я должен.
— Почему на тебе твой бархатный костюм? Он делает тебя похожим на маленького ангелочка. — Голос Флоры был исполнен сарказма. — Может, ты должен внушить бабушке Тэймсон мысль, что ты не кто иной, как ее маленький Том?
В эту минуту тревога, охватившая Эдварда, оказалась сильнее чувства обиды.
— Я не хочу ей читать. Она слишком старая. Я не люблю старух.
Флора была беспощадна:
— Ты что — боишься, что она умрет у тебя на глазах? Кстати, это вполне возможно. Я уверена, что ты не сумеешь достать ей ее лекарство. Ты наверняка начнешь кричать и звать маму.
Шарлотта вышла из комнаты леди Тэймсон.
— Дети! Немедленно делайте то, что вам велено. — Она рассердилась, кажется, даже на своего драгоценного Эдварда. — Мисс Херст, я не могу допустить, чтобы дети постоянно ссорились. До приезда учителя Эдварда их нужно держать врозь. Я считаю, что вам следует вывезти Флору в сад, пока солнце еще не село. Тедди, я велела тебе принести твои книжки. — Голос ее смягчился. — Не бойся, деточка. Мама будет с тобой.
Солнце уже почти зашло. Оно висело алым шаром где-то за лесом, к вечеру сгустился туман. Джозефу пришлось помочь Лавинии спустить коляску со ступеней террасы, где два сфинкса, привыкшие к просторам пустыни, смотрели круглыми удивленными глазами на английские лужайки и фонтаны. Флора не собиралась тратить время на скучные поляны и посыпанные гравием дорожки. Она приказала Лавинии провезти ее через отверстие в изгороди, сплетенной из веток кустарника, далее через лужайку, отведенную для стрельбы из лука, мимо склона, ведущего к зарослям мелких кустиков и к декоративному озеру, затем через обнесенный стеной огород с его зеленью и грядками клубники, кустами малины и персиковыми и абрикосовыми деревьями и, наконец, сквозь дверь в кирпичной стене — в маленький синий сад.
Место было совершенно очаровательное. Над синими и лиловыми осенними маргаритками порхали бабочки, здесь росли поздний душистый горошек, гелиотроп и синие флоксы. Флора сказала, что в летние месяцы здесь растут лобелия, трава горчанка и вьюнок. Она энергично направила свое кресло по неровным плитам к тому месту, где ветви вьюнка оплели каменную головку младенца, установленную на изящном пьедестале. На закругленном лобике и сломанном носу лежали листья.
Глаза заросли мхом. В камне была трещина, кривившая улыбающийся рот.
Лавиния отвела в сторону ветви растения и начала удалять мох из глазниц. Флора молча наблюдала за ней. Когда она закончила свою работу и круглощекое личико стало чистым и каким-то странно обнаженным, Флора вздохнула:
— Я всегда это делала, а теперь не могу, но никому другому я бы не позволила. Это мой ребенок.
— Сад просто восхитительный, — сказала Лавиния.
— Его посадила моя бабушка. И она же установила здесь эту головку. Это было до того, как родился папа, она тогда очень много размышляла о младенцах. Она имела обыкновение сидеть здесь и мечтать, что у нее появится собственный младенец. А потом, когда родился папа, она умерла.
— Как здесь грустно.
— В этом саду вовсе не грустно, — энергично запротестовала Флора. — Сюда никто не смеет входить без моего разрешения. Если вы сядете вон под тем фиговым деревом, никто со стороны дома вас не увидит. Во всем поместье нет лучшего места, если хочешь спрятаться. — Неожиданно она добавила: — Если вам захочется побыть одной, мисс Херст, вы можете приходить сюда. Только не забывайте закрывать дверь в стене, чтобы Эдвард не мог войти.
— Бедный Эдвард.
— Никакой он не бедный. Он подлизывается к бабушке Тэймсон. Я думаю, он хочет получить одну из бриллиантовых брошей, чтобы подарить ее потом своей будущей жене. Хотя даже представить себе не могу, кто согласится пойти за него замуж. Вы станете сидеть под фиговым деревом и мечтать о младенце, мисс Херст?