Винтервуд
Шрифт:
Интересно, какова она в любви? — мысленно спрашивала Лавиния. Как поведет она себя сегодня вечером в спальне, теперь, когда у нее появился новый любимый питомец-собачка, знак любви ее мужа, а в перспективе маячит поездка в Виндзорский замок? Насколько горяча и волнующа ее любовь?
Ей трудно было вытеснить из головы эти причинявшие боль мысли и слушать сэра Тимоти, который снова вернулся к интересной теме насчет леди Тэймсон.
— Должен сказать, Шарлотта, я нашел вашу тетушку необыкновенно бодрой, если учесть, что говорит старик Манроу. Но то, что она потеряла свои рыжие волосы, — большая жалость. Единственное, что мне показалось в ней знакомым, так это ужасные духи «Фиалки», которыми она всегда пользовалась.
— С тех пор как вы видели ее в последний раз, прошло много времени, дядя Тимоти, — сказала Шарлотта. — Да к тому же вы теперь так плохо видите.
— Я это понимаю. Не думайте, что она нашла меня похорошевшим. Я задал ей несколько вопросов о Вилли Пите. Рад сообщить, что она его не забыла, несмотря на этого графа, за которого вышла замуж. Она сказала, что всегда будет вспоминать о нем с нежностью. Он был отцом ее ребенка и, конечно, одним из героев нашей страны. Иной раз спрашиваешь себя, помнит ли кто-нибудь еще героев Ватерлоо, кроме самого герцога, только он ведь всегда был холодным как рыба. Правда, говорят, и у него стояли слезы на глазах, когда он глядел на усеянное мертвыми телами поле. Дэниел, я заложил этот кларет в погреб на следующий год после Ватерлоо. Хорошее получилось винцо, что ты скажешь?
— Отличное, дядя Тимоти. Я только что заказал целую партию с виноградников Шато-Марго.
— Прекрасно. Когда-нибудь Саймон тебя за это поблагодарит. Жаль, что жизнь так коротка. Я бы хотел дождаться, как оно станет тем, что называется выдержанным вином.
— Я думаю, что наш прародитель, посадивший знаменитый ливанский кедр, тоже хотел бы увидеть его достигшим нынешнего роста. Приходится в чем-то полагаться на веру.
— Ну что ж, смерть никогда не перестанет вызывать у меня чувство протеста, — упрямо заявил сэр Тимоти. — Бьюсь об заклад, что та старуха наверху чувствует то же самое.
Глава девятая
На следующий день приехали Саймон, у которого начались каникулы в школе, и учитель Эдварда, нервный молодой человек по фамилии Буш.
Саймон оказался серьезным спокойным мальчиком, так похожим на своего отца, что Лавиния полюбила его с первого взгляда. Флора тоже относилась к нему очень тепло, хотя и делала вид, что все совсем наоборот.
Реакция Эдварда на прибытие этих двоих лиц выразилась в том, что он на целое утро исчез и был приведен домой грязным, насквозь промокшим и отнюдь не расположенным каяться.
Он сразу же кинулся к матери, измарав грязью ее юбки. Но Шарлотта лишь ласково улыбнулась и сказала, что, хотя мистер Буш должен будет обучать его арифметике и грамматике, ему не следует ущемлять веселый нрав ребенка.
— Бедный мистер Буш, — хихикнула Флора. — У него уже сейчас страшно встревоженный вид. Вам нравится его внешность, мисс Херст?
— Да, но, по-моему, он выглядит слишком юным и мягким.
— Боюсь, что так, — вздохнула Флора.
— Почему тебя это огорчает? Ты огорчена за мистера Буша?
— Нет, за вас, мисс Херст. Я думала, он мог бы стать вашим мужем. Мама никогда не говорила, что он так молод и совершенно не годится для этой роли.
— Твоя мама думала не о моем будущем, а о будущем Эдварда.
— Да, но я думала, что, пока Эдвард будет обучаться хорошим манерам, между вами может возникнуть романтическая дружба.
— Флора, ты совершенно неисправима. А теперь давай продолжим урок и не будем больше думать о сватовстве. Бедный мистер Буш.
Мысль о нем заставила их обеих вдруг прыснуть. На стол легла чья-то тень. Это был Дэниел. Он взял в руки книгу, которую они читали.
— Стихи Альфреда Теннисона. Я не знал, что мистер Теннисон был комиком.
— О папа, никакой он не комик, — выпалила Флора. — Мы с мисс Херст шутили.
— А мне нельзя послушать?
Флора не обратила внимания на предостерегающий взгляд Лавинии.
— Я надеялась устроить брак мисс Херст с мистером Бушем. Но боюсь, он для этой цели не подходит. Жалость какая, правда? Папа, ты не находишь, что это смешно?
— Ни капельки, — заявил Дэниел. — Так же как нахожу совершенно для тебя не подходящей роль свахи.
Глаза Флоры сверкнули.
— Ты сердишься, папа?
— Да, на тебя — за то, что ты берешься решать вопросы, до которых еще не доросла, а на мисс Херст — за то, что она тебя в этом поощряет. — Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Флора в ужасе уставилась на Лавинию, а потом разразилась отчаянными рыданиями. Лавинии понадобилось немало времени, чтобы ее успокоить. Потом Флора сказала:
— Это потому, что Саймон приехал. Папа любит его больше всех.
— Вздор!
— Тогда почему он так резко со мной разговаривал, только из-за того, что я упомянула о возможности вашего брака с мистером Бушем? И еще он подарил маме Сильвию. Он знает, как страшно мне хочется иметь борзую. И они скоро будут веселиться в Виндзоре, в то время как я прикована к этому чертовому креслу.
Она вызывающе смотрела на Лавинию, ожидая, что та ужаснется столь вульгарному слову. В таком настроении она казалась очень некрасивой. В ней не было решительно ничего от нежной красоты ее матери. Это была пока только бледная маленькая гусеница, которая, быть может, еще превратится в куколку, а затем в бабочку, но в данную минуту она выглядела обречен, ной на некрасивость и постоянные жалкие поиски любви.
Лавиния подавила в себе отвращение и тут же спросила себя: а может, это вовсе не отвращение, а разрывающая душу жалость? Имея дело с Флорой, легко было предаться и чувству жалости к себе. Ей тоже неприятно было думать о веселом королевском приеме в Виндзоре.
— Неужели все должны быть беспомощны и несчастны оттого, что беспомощна и несчастна ты? Во всяком случае, твоя мама позволит тебе играть с Сильвией, пока она будет отсутствовать, а к тому времени, когда они вернутся, ты, возможно, уже снова сможешь ходить.